Швеция. Физико-географическое описание и социально-экономический обзор см. Скандинавия, XXXIX, 124/40.
История Ш. тесно связана с историей соседних родственных с нею по своему населению Дании и Норвегии, с одной стороны, и с соседней же, но иноплеменной Финляндией, с другой. Вместе с датчанами и норвежцами шведы принадлежат к скандинавской ветви германского племени, о чем свидетельствует близкое родство их языков (см. германские языки), расхождение которых началось, повидимому, только в эпоху принятия христианства. Вместе с тем, однако, между Ш. и Данией, одинаково прилегающих к Балтийскому морю, существовало и соперничество. Наконец, положение Ш. на западном берегу этого моря открывало перед нею возможность движения к восточному его берегу, финское население которого, бедное и малокультурное, не могло оказать сопротивления ни завоевательным походам шведских королей, ни шведской колонизации. Натиск в эту сторону начался еще в середине XII в. В следующих столетиях Ш. овладела всей Финляндией и превратила на долгое время северную часть Балтийского моря (Ботнический залив) как бы в свое внутреннее озеро, замыкавшееся на юге Аландскими островами. Балтийское море было главным водным путем для торговых и культурных сношений с остальной Европой. Шведскому на нем господству предшествовало господство датское, и тогдашняя Ш. сосредоточивалась на своих больших озерах (Мелар, Венер и Веттер), до XVII в. оставаясь отрезанною датской территорией от проливов, соединяющих Балтийское и Немецкое моря. Во всяком случае, восточные отношения со стороны моря были для Ш. исторически более важными, чем западные со стороны горного хребта, отделяющего Ш. от Норвегии. Образовавшись в указанной озерной области, шведское государство долгое время могло распространяться только к северу.
Положение Скандинавского полуострова в Европе объясняет позднее приобщение Ш. к цивилизованному миру, позднее начало ее истории. Археология указывает на проникновение железа на Скандинавский полуостров приблизительно в IV в., когда создались и первые письменные знаки, или так называемые руны (см.), образцом для которых послужил латинский алфавит. Образование сколько-нибудь прочного государства в Ш. относят к самому исходу VII в., когда один из мелких конунгов (князей), Ингьяльд упсальский из рода Инглингов, объединил земли соседних конунгов силой и хитростью. Первым политическим центром страны стала Упсала, уже раньше бывшая центром религиозным, благодаря находившемуся здесь „двору богов“ (Азов), куда для жертвоприношений и гаданий собирались другие конунги и соседние племена. Господство упсальского княжеского рода продолжалось три с половиною века, в течение которых началось постепенное насаждение в Ш. христианства. Хотя первый его апостол, св. Ансгарий, начал свою проповедь еще в 830 г., но первый конунг, принявший новую веру, был только Олаф (около 1000 года), учреждение же епархии архиепископа (примаса упсальского) относится лишь к середине XII в. Принятое враждебно жрецами и приверженцами национальной веры, христианство утвердилось в Ш. окончательно только в середине следующего столетия (на соборе в Скенинге 1248 г.). Столь же поздно началась и шведская литература, если не считать народной поэзии языческой эпохи. Вот почему и шведская история делается более достоверною тоже очень поздно, и ранний ее период отличается легендарным характером.
Вопрос о заселении Скандинавского полуострова германскими племенами, предками шведов, относится к области одних догадок, но достоверно то, что это произошло в доисторические еще времена, первые же сведения о германцах, относящиеся, главным образом, к I в. нашей эры (Тацит), указывают на германское население Скандинавского полуострова. Источники XI в. отмечают в теперешней Ш. два главных племени: готов на юге и севернее их — свевов (областные названия: Готланд и Свенланд). Древнейшие свидетельства говорят нам о разделении населения на множество княжеств, которые соответствуют теперешним ландскапам, или областям. Это были мелкие политические общины, имевшие каждая свое обычное право в форме записанных только в XII и XIII веках областных законов (landskapslagar), хотя в это время местная автономия уже значительно пострадала от вмешательства центральной власти. Как и у других германцев, строй этих княжеств был демократический, крестьянский с народными вечами (тингами), но и в Ш. рано стали выделяться дворянские роды, владевшие большим количеством земли и постепенно приобретавшие все более и более значения на тингах. Рядом с ними существовали еще более сильные княжеские роды, то отстаивавшие свою независимость от общего короля, то боровшиеся между собою. Когда в 1060 г. прервалась династия, начало которой положил Ингьяльд, королевская власть сделалась избирательной, так же, как и у других германских племен. С середины XI до середины XIII столетия выдающееся положение занимали три могущественные рода, происходившие от конунгов Стенкиля, Сверкера и Эрика. Этот период, так сказать, героический, в истории часто называют „эпохою викингов“, по имени вождей военных дружин, воинов-купцов, уплывавших из родины, где трудно было существовать, в поисках за счастьем. После распадения монархии Карла Великого на ее морских берегах и в устьях рек стали появляться скандинавские дружины, иногда мирно торговавшие с местными жителями, иногда буйно громившие их. Перед именем норманнов (см.), т.-е. северных людей, царил трепет. Они приплывали на своих легких судах большими ополчениями и иногда водворялись в занятых местах. Норманны же, которые в восточной половине Европы получили название варягов (см.), на своих судах ходили по великому водному пути из Балтийского моря в Черное, в Константинополь и приняли участие в образовании Русского государства (у финнов Ш. до сих пор называется „Руотси“, что многие сближают со словом „Русь“). Такая трата сил вне страны, конечно, отражалась на ее внутренних отношениях, ибо уменьшала население и истощала страну.
Следующий период шведской истории охватывает вторую половину XIII и почти весь XIV век (1250—1389) и был наполнен целым рядом царствований королей из рода Фолькунгов или ставленников этого рода. Этот период характеризуется большим проникновением в Ш. континентальных влияний и политической экспансией Ш. (завоевание Финляндии, походы на Новгородские владения). В середине XIII в. в Ш. консолидировалась католическая иерархия, в связи с чем усилилась и ее политическая роль в тесном единении с Римом. Рядом с этим большое развитие получила торговля Ш. с немецкими ганзейскими городами, и в страну даже стали переселяться иноземцы, преимущественно немцы, которые, между прочим, начали усиленную разработку горных богатств Ш. В своем социальном и политическом строе Ш. приблизилась к формам континентальной сословной монархии. Правда, она избежала феодализма в смысле раздробления страны на мелкие владения, в которых смешивались отношения публично-правового и частно-правового характера и которые складывались в иерархию сюзеренов и вассалов, но, оставаясь единым государством с юридическим объединением страны путем замены местных законов общегосударственным законодательством (1347), население Ш. резко разделилось на четыре сословия. Католическая церковь, богатая крупным землевладением, достигла положения как бы государства в государстве. Землевладельческое дворянство уже в предыдущую эпоху заняло первенствующее положение, которое не только упрочилось, но и усилилось, благодаря привилегиям, дарованным этому сословию вторым королем из рода Фолькунгов, Магнусом Ладулосом (1275—1290), сыном Вальдемара (1250—1275). Рядом с этим королевская власть широко награждала дворян за государственную службу раздачею ленов, не делавшихся, однако, наследственными, как на континенте. Материально сильное и достаточно организованное дворянское сословие тем более могло сделаться господствующею политическою силою в стране, что в королевской семье происходили распри. Уже третий король из новой династии, Биргер II (1290—1319), был в ссоре со своими братьями, погибшими в междоусобии, но и сам был изгнан, после чего избран был королем трехлетний его племянник Магнус Эрикссон (1319—1363), тоже низложенный дворянством. После этого королевская власть в Ш. сделалась совершенно призрачной. В конце концов, дворяне возвели на престол немецкого князя Альбрехта Мекленбургского (1363—1389), чтобы и его также свергнуть. Соперничать с дворянством никоим образом не могло городское торгово-промышленное сословие, которое было еще и слишком слабо и разрозненно. Что касается крестьянского сословия, то Ш. представляет собою один из редких примеров страны, где крестьяне не знали крепостного состояния. Рабство здесь было упразднено очень рано, крестьяне же никогда не теряли ни исконной свободы, ни связи с землей. Громадное большинство сословия состояло или из свободных собственников (scattebondar), или отчасти из крестьян, сидевших на казенных землях (kronebondar), и только меньшинство состояло из вечно-наследственных чиншевиков, державших участки церковной или помещичьей земли (frälsebondar). Сохранение шведским крестьянством гражданской свободы позволило этому сословию сыграть видную роль в следующем периоде шведской истории (ср. XXXIX, 164).
Новый период начался в 1389 г., когда тогдашняя датская королева Маргарита, правившая и Норвегией, при поддержке шведского дворянства, была выбрана и в Ш. Фактически соединив на своей голове короны Дании, Норвегии и Ш., Маргарита назначила наследником своего внучатного племянника, Эрика Померанского, и для утверждения за ним прав на все три короны собрала в городе Кальмаре представителей трех государств, принявших проект унии под властью общего короля, однако, с супрематией Дании (ср. XVII, 574/75), чем фактическое соединение трех королевств было легализировано после восьми лет этого фактического соединения (1397). Кальмарской унии предшествовал период датско-шведских конфликтов. Владея обоими берегами Зунда, Дания могла по своему произволу стеснять морскую торговлю Ш., что и служило причиною вековых столкновений между обоими государствами. Кальмарская уния не прекратила шведско-датского антагонизма (ср. XXXIX, 171 сл.). По условиям унии, три государства должны были сообща избирать короля, но датчане не исполняли этого, сами выбирали кого хотели и всякими мерами навязывали своего избранника двум другим королевствам. Далее, первый же преемник Маргариты, Эрик Померанский, возбудил неудовольствие шведов своими датскими наместниками и стремлением подчинить крестьян более тесной зависимости от дворян. В 1434 г. вспыхнуло против Дании восстание, кончившееся изгнанием Эрика. Главную его силу составляло крестьянство, и во главе его стоял рудокоп Энгельбрехт Энгельбрехтсон, сделавшийся регентом королевства. После его гибели (1436) эту должность занимал Карл Кнутсон, принявший имя Карла VIII и правивший с перерывами до 1470 г. Это было время борьбы между крестьянством и дворянством, постоянно искавшим и порою находившим поддержку у Дании. Такое же чередование национальной и чужеземной власти происходило и впоследствии, когда шведы выбирали в регенты членов патриотического рода Стуре, опиравшегося на крестьянскую массу. Отказавшись от мысли иметь особых королей в виду оппозиции части дворянства и высшего духовенства, национальная партия довольствовалась теперь избранием регентов, пользовавшихся, однако, чуть не королевскою властью и оказывавших королям оппозицию. Стен Стуре Старший был регентом от 1470 до 1503 г. с четырехлетним перерывом, когда вынужден был подчиниться датскому королю Иоанну II (1497—1501).
До 1520 г. власть не выходила из фамилии Стуре (Сванте Нильсон и Стен Стуре Младший), в этом же году последний национальный регент пал в несчастном сражении с датским королем Христианом II, которому снова удалось овладеть Ш. В борьбе с Данией, которая велась почти целое столетие, начиная с восстания 1434 г., особенно деятельная роль принадлежала крестьянству. Это объясняется тем, что датские короли, чтобы создать себе опору в стране, поддерживали социальные тенденции дворянства и его стремления поработить свободных крестьян. Поэтому борьба Ш. с датским господством была всегда лишь другой стороною борьбы крестьян против дворянства. Победа над Данией содействовала политическому усилению крестьян в ту самую эпоху, когда в значительной части остальной Европы крестьянство, наоборот, закрепощалось и терпело поражения во всех своих восстаниях.
Христиан II был утвержден в звании наследника шведского престола в тот промежуток времени, когда отцу его, Иоанну II, удалось овладеть им на четыре года. Он даже посетил Ш., чтобы снискать популярность ее населения. Это был по характеру своему настоящий деспот, по идеям своим — упорный абсолютист. В 1520 г. он короновался в завоеванном им Стокгольме, при чем обнаружил намерение закрепить шведскую корону за своей династией, как ее наследственное достояние. С этою целью он не остановился перед крайними террористическими мерами, главною из которых была знаменитая стокгольмская бойня („кровавая баня“, как у нас принято переводить немецкий термин), когда по приказанию короля было обезглавлено более ста шведских дворян, духовных и горожан. Против Христиана II восстали все его подданные. В Ш. во главе восстания стал Густав Ваза, принадлежавший к старинному дворянскому роду, который был в родстве с родом Стуре. Отец его погиб во время стокгольмской бойни, сам он был взят Христианом II в заложники, но бежал в Далекарлию (собственно Далярнэ), горную область средней Ш., с ее свободолюбивым и упорным крестьянством, где и началось восстание против датского ига. Оно пошло так успешно, что в 1523 г. кальмарская уния была расторгнута, и Густав Ваза был провозглашен королем Ш. С ним начинается династия Ваза, к которой вместе с самим Густавом принадлежало шесть королей (Густав, 1523—1560; Эрик XIV, 1560—1568; Иоанн III, 1568—1592; Сигизмунд, 1592—1599; Карл IX, с 1599 г. регент, король в 1604—1611 г.г., и Густав Адольф, 1611—1632) и одна царствовавшая королева (Христина, 1632—1654).
Из двух культурных движений, которыми начинается в Западной Европе новое время, одним, гуманизмом, Ш. была затронута слабо, другое, — реформация, овладело ею целиком, порвав связь Ш. с католицизмом и отразившись на ее внутренних отношениях. Из ее просветительных достижений следует отметить лишь основание Упсальского университета (1477), бывшего первой высшей школой не только в Ш., но и вообще на севере Европы. Можно думать, что, — по крайней мере, в первое время, — практические выгоды от реформации привлекали к ней Густава Вазу в гораздо большей степени, нежели самое содержание нового учения. Лютеранская реформация, как известно, усиливала власть государя, ставя духовенство в подчиненное от него положение. Сопровождавшая церковные перемены секуляризация собственности духовенства обогащала государственную казну, а в Ш. церкви принадлежало около половины поземельной собственности. Правда, при этом приходилось частью секуляризованных имений поделиться с дворянством, как это бывало и в других странах, но этим Густав Ваза примирял с собою это сословие, которое не особенно охотно признало его королем в виду настроения крестьянской массы, возвысившей Густава. В Ш. лютеранство проникло во время национального восстания против Дании, и в народе стали уже действовать собственные проповедники нового учения (братья Петерсон и Андерсон). Густав не ограничился покровительством проповедникам нового учения, но велел еще перевести Библию на шведский язык, начал назначать епископов без согласия папы, а в 1527 г. созвал в городе Вестеросе сейм с представителями горожан и крестьян и поставил в нем на очередь вопрос о реформации. Сеймовым „рецессом“ было постановлено отдать в распоряжение короны все церковное имущество, какое останется от вознаграждения духовных лиц, при чем дворяне вознаграждались за военные издержки возвращением им всех церковных и монастырских земель, отошедших от них после 1454 г. До этой секуляризации духовенство получало в год 170 тысяч марок, после этого только 25 тысяч, так что доходы его уменьшились в семь раз. Одною из статей рецесса 1527 г. было решено не допускать никаких религиозных раздоров, а вскоре затем церковные преобразования были объявлены королевским делом (1533), учреждена была должность королевского ординатора и суперинтендента с правом назначать и сменять духовных лиц (1539), не исключая епископов, должность которых была сохранена, как и участие их в сейме. В политическом отношении реформация содействовала усилению королевской власти объявлением ее, на сеймах 1544 и 1545 годов, наследственною в роде Ваза. Дележ короля церковными землями с дворянством обогатил это последнее. Вообще дворянство в эту эпоху начало увеличивать свое землевладение. С середины XVI в. до середины XVII владения этого сословия увеличились почти втрое (с 22 до 60%), и соответственно с этим ухудшилось положение крестьян, пострадавших еще от провозглашения при Густаве всех пустопорожних земель (в том числе общинных угодий и лесов) государственною собственностью. Ухудшали народное благосостояние и войны, которые вела Ш., начиная с этой эпохи.
Уже при Густаве Ш. пришлось вести долговременную борьбу против Христиана II, нашедшего поддержку у императора Карла V и у ганзейского города Любека, стремившегося к господству над балтийской торговлей. С XIII в. морская торговля в северных морях была в руках Ганзейского союза немецких городов, купцы которого пользовались разными привилегиями и в шведских городах. Дело доходило до того, что до последней четверти XV в. половина мест в городских магистратах Ш. принадлежала немецким гостям. Когда Ш. вошла в состав Кальмарской унии, на нее были распространены торговые привилегии Ганзы, бывшие результатом ее победы над Данией в конце шестидесятых годов XIV в. Имперский город Любек, игравший главную роль в Ганзе, особенно был недоволен расторжением Кальмарской унии и стремлением Ш. эмансипироваться от его торгового преобладания, что и заставило правительство этого города оказать помощь Христиану II против Ш. Освобождение Ш. от Дании вообще поставило перед Ш. вопрос о господстве на Балтийском море, тем более, что как раз в XVI в. Ганза стала приходить в упадок и от внутренних распрей и от перемещения торговых путей (после открытия Америки и морского пути в Индию). У Густава Вазы было ясное представление о том, что Ш. должна захватить арену Балтийского моря, освободившуюся после крушения ганзейской мощи. И он сделал для этого очень много. Он организовал торговую информацию, заключил несколько торговых договоров с чужими странами, превратил в казенную монополию торговлю рогатым скотом, даровал складочное право Стокгольму и ряд привилегий другим городам. Надежды короля осуществились далеко не вполне: наследие Ганзы лишь отчасти перешло в шведские руки. В 1559 г. страна, не имевшая раньше почти совсем торгового флота, располагала уже больше, чем 60 кораблями. Но Ш. пришлось бороться с конкуренцией Голландии, которая и вырвала из ее рук скипетр господства на северных морях, отнявши у нее и те колонии, которые Ш. успела основать в Америке. При Густаве и его преемниках Ш., в частности, стремилась овладеть Невою. Отсюда целый ряд русско-шведских военных столкновений, начиная с 1240 г., когда шведов разбил Александр Невский. После продолжительного мира, с конца XV в. при Густаве вспыхнула новая война (с Иваном Грозным в 1554 г.), бывшая неудачной. Бòльшую удачу имел его старший сын Эрик XIV, вступивший на престол в 1560 г. В следующем же году произошло распадение Ливонского ордена (см.), на земли которого предъявили притязания поляки, шведы и русские, что привело к новым русско-шведским войнам (1579—1583 и 1590—1595), не имевшим решающего значения. Важнее было столкновение Ш. с Данией из-за Эстляндии, которою Эрик XIV и овладел вместе с островом Даго, благодаря чему южный берег Финского залива до Наровы перешел на полтора века (1561—1721) к Ш. Для того, чтобы все берега Финского залива сделались шведскими, оставалось овладеть находившеюся в русском подданстве Ижорскою землею с обоими берегами Невы. Смутное время Московского государства и дало возможность шведскому полководцу Делагарди захватить эту область (Ингерманландия), которая по Столбовскому миру и была уступлена Ш., владевшей ею в течение с небольшим ста лет (1617—1721). Столько же времени Ш. владела и присоединенной тогда же Карелией на северном берегу Ладожского озера. Эти приобретения относятся уже к царствованию внука Густава Вазы, Густава-Адольфа, у которого шведский престол оспаривался его двоюродным братом, польским королем Сигизмундом III (см. ниже). Происшедшая между ними война окончилась присоединением к Ш. Лифляндии почти на целое столетие (1629—1721), так что и восточный берег Рижского залива стал на это время шведским. Мало того, тогда же Ш. завладела несколькими городами принадлежавшей Польше Восточной Пруссии (Мемель, Пиллау, Эльбинг и предместье Данцига), но по смерти Густава Адольфа от этих пунктов Ш. должна была отказаться. Известное хорошо участие Густава Адольфа в Тридцатилетней войне (см.), окончившейся при его дочери Христине, дало Ш. по Вестфальскому миру (1648) на южном берегу Балтийского моря часть передней Померании с устьем Одера, городами Штеттином и Зундом и островом Рюгеном и несколько западнее город Висмарн, и даже на берегу Немецкого моря между нижними течениями Эльбы и Везера некоторую территорию с гор. Верденом (всем этим Ш. владела частью до начала XVIII, частью до начала XIX в). Ш. была теперь одною из великих держав тогдашней Европы и настоящей госпожей Балтийского моря, два большие острова которого, остававшиеся в чужих (датских) руках, Готланд и Эзель, были присоединены к Ш. при королеве Христине после победоносной войны, давшей ей еще из норвежской территории так называемые Иемтеланд и Герьедален (1645). Наконец, при ее преемнике, Карле X Густаве, датские владения на южной оконечности Скандинавского полуострова были присоединены к Ш., овладевшей, кроме того, но только на очень короткое время, частью норвежской территории (Тронтьем) на берегу Атлантического океана и островом Борнгольмом (1658), возвращенными Дании в результате новой войны. Таково было блестящее внешнее положение Ш. в конце царствования династии Ваза и при первом короле следующей династии.
Внутреннее состояние Ш. при преемниках Густава Вазы далеко не было столь благополучным. Внутри страны некоторое время происходили раздоры. Густав Ваза, оставив престол старш. сыну, Эрику XIV, выделил трем остальным своим сыновьям (Иоанну, Магнусу и Карлу) особые герцогства, которые должны были быть наследственными, чем нарушалось единство государства, но арбогская конституция признала, что эти герцоги остаются подданными короля (1561). Один из этих братьев, Иоанн, получивший в лен Финляндию (ср. XLIII, 686), женившись на польской принцессе, вступил в сношения с польским королем Сигизмундом Августом, соперником старшего брата, за что тот добился от сейма присуждения герцога к лишению жизни, имущества и прав на престол. Иоанн поднял против Эрика восстание, попал в плен, но жизнь его была пощажена. Между тем Эрик, обнаруживший впоследствии признаки душевной болезни, стал подозревать разных вельмож в заговоре против себя и подвергать их преследованиям. Одного из них из рода Стуре он заколол собственной рукой, другого велел убить в своем присутствии, третьего приказал казнить, отменив потом это решение, и т. п. Тогда братья Эрика, Иоанн и Карл, организовали против Эрика восстание и самого его взяли в плен (1568). Сейм объявил Эрика низложенным и приговорил к пожизненному заключению. Сделавшись сам королем, Иоанн тоже вносил не мало смуты во внутренние отношения Ш. Женатый на католичке, он воспитывал в римской вере своего сына Сигизмунда, еще при жизни отца выбранного на польский престол, покровительствовал иезуитам, задумал реформировать богослужение в духе католического ритуала и т. п., что породило религиозные распри, которых раньше не было. Но стоило только ему овдоветь и жениться во второй раз на протестантке, как прежняя политика радикально была изменена. Большой вред принесла Ш. и чисто сословная политика этого короля. Уже Эрик, желая окружить свой трон бòльшим блеском, стал жаловать угодным ему дворянам титулы графов и баронов, не бывшие раньше в употреблении в Ш. Иоанн продолжал эту раздачу титулов и вместе с этим жаловал и земли и создавал для дворян новые привилегии в роде освобождения от обязательной службы, права судиться только дворянами и т. д. Смерть Иоанна в 1592 г. открыла доступ к престолу сыну его Сигизмунду, который уже за пять лет перед этим сделался польским королем и успел проявить самый крайний католический фанатизм. В Ш. он приезжал только на время, назначив ее регентом дядю своего, герцога Карла Седерманландского, который вскоре сам, как защитник протестантизма, был провозглашен на сейме 1604 г. королем, хотя низложение Сигизмунда сеймом состоялось еще в 1599 г. Сигизмунд (по Польше III, ср. XXXII, 589) не хотел отказаться от своих прав в Ш. и начал с Карлом IX войну, продолжавшуюся и после смерти последнего. Карл IX совершенно изменил политику своего брата, восстановив в Ш. протестантский культ в прежней чистоте и вступив в борьбу с дворянскими стремлениями, при чем искал опоры в народной массе. Эта политика вызвала большое неудовольствие в аристократии, для примирения с которой сын Карла IX, Густав II Адольф, вступивший на престол в 1611 г., сделал ряд уступок. Война Густава Адольфа с Данией, Польшей и Московским государством, а в конце жизни и участие в Тридцатилетней войне для защиты протестантизма и политических и торговых интересов Ш. на Балтийском море не помешали этому королю заботиться об упорядочении внутренних отношений Ш. При нем сейм получил значение постоянного учреждения с разделением на четыре сословных палаты (1617), в каковом виде этот „риксдаг“ и продолжал существовать впоследствии. Особое внимание правительства было обращено на улучшение налоговой системы, на составление финансовых смет и на правильную отчетность. Суды были преобразованы, и издан новый устав судопроизводства. Промышленность и торговля сделались предметом правительственных забот. Велики были заботы и о просвещении; в это царствование был основан дерптский университет. Многое во всех этих мероприятиях было делом знаменитого государственного канцлера Оксеншерны, который был опекуном и советником дочери убитого на войне Густава Адольфа, Христины, сделавшейся королевой Ш. малым ребенком (1632). Внешнему блеску ее царствования, когда Вестфальский мир поднял Ш. на небывалую высоту, не соответствовало внутреннее ее состояние.
Участие Ш. в Тридцатилетней войне до крайности истощило страну, а к этому прибавилась еще расточительность королевы, развившей при своем дворе необычайную роскошь и сорившей деньгами направо и налево, раздавая их фаворитам, льстецам, поэтам, художникам и т. п. Для сообщения двору наибольшего блеска, Христина вернулась к частым пожалованиям аристократических титулов, главное же состояло в широкой раздаче участникам войны коронных земель или доходов с них. Эта политика особенно тяжело сказывалась на положении крестьян, так как дарованные дворянству привилегии приводили к тому, что дворянские земли освобождались от налогов, а фискальные права короны переходили к владельцам земель. Теперь крестьяне, которые несли повинности в пользу казны, вынуждены были платить подати и нести повинности также в пользу дворян-помещиков. Тенденция к усилению зависимости крестьян и к насаждению крепостного права начала сказываться очень определенно и дала направление всему последующему внутреннему развитию Ш.
Началась борьба, которая пошла на пользу королевской власти. В 1650 г. представители духовенства, горожан и крестьян риксдага представили королеве протестацию, указывавшую на необходимость возвращения казне раздаренных дворянам земель, но дворяне сделали все для того, чтобы это требование осталось без всяких последствий. Объявив наследником своим своего двоюродного брата Карла-Густава Пфальцского, что было принято и риксдагом, Христина вскоре после этого отреклась от престола, обеспечив себя громадной пенсией, и уехала за границу, где приняла католицизм (1654). Преемник Христины, Карл X Густав (1654—1660), родоначальник Пфальцской династии на шведском престоле, царствовавшей без малого сто лет (1654—1751), был шведским маршалом в Тридцатилетней войне, сделавшись же королем вел войны с Польшей, с Москвой и с Данией, отняв у последней южную окраину Швеции (см. выше), чем завершил завоевательный период шведской истории. Чтобы сколько-нибудь поправить финансовое положение Ш., в самом же начале своего царствования он добился от риксдага так называемой „редукции“ (отобрания) розданных дворянству коронных земель. Осуществление этой меры, которую энергично поддерживало и сделало возможной крестьянство, произошло, однако, только при сыне его Карле XI (1660—1697), которому редукция дала очень большой капитал, приносивший два с половиной миллиона талеров ежегодного дохода. Благодаря этому и мирной политике, принятой Карлом XI по достижении совершеннолетия (1672), Ш. при нем очень поправила свои средства, тем более, что правительство покровительствовало экономическому развитию, улучшало администрацию, заботилось о просвещении страны (основание Лундского университета). Особенно крупные успехи при Карле XI сделала Ш. в области торговли. Примыкая к царившей в это время в Европе политике меркантилизма, Карл ввел крупные пошлины на ввозимые товары как покровительственного, так и фискального характера и поощрял основание в стране фабрик, в частности — шелковых и суконных. Карл отменил также много монополий, затруднявших рост внутренней торговли. Внешняя торговля находилась, гл. обр., в руках французов, которых много появилось в Ш. после отмены Нантского эдикта.
В эту эпоху в государственном устройстве Ш. произошла важная перемена. Королевская власть, сделавшаяся наследственной в середине XVI в. (см. выше), не была неограниченной, а должна была считаться с мнениями и желаниями государственного совета, состоявшего из наиболее могущественных духовных и светских лиц. На ряду с ним в эпоху Кальмарской унии начались совещательные собрания, в которых принимали участие горожане и крестьяне. В начале эти съезды созывались в исключительных случаях. Потом они стали собираться чаще и приобрели постепенно право участия в законодательстве и вотирования налогов. Из этих сеймов и возник риксдаг, получивший свою позднейшую организацию в 1617 г., когда разделился на рыцарскую (дворянскую), духовную, бюргерскую и крестьянскую палаты. Это было типичное сословно-представительное учреждение, отличавшееся от континентальных государственных сеймов существованием в нем крестьянского представительства. В этом виде риксдаг просуществовал до середины XIX в., когда прекратилось в Ш. посословное избрание. Однако, в течение двух с половиною веков (1617—1866) риксдаг испытывал в разное время очень неодинаковую судьбу. При Карле XI риксдаг играл чисто пассивную роль, соглашаясь на все, что от него требовал король, а его сын, Карл XII, в свое двадцатилетнее царствование (1697—1718) уже и совсем обходился без риксдага. В Ш. при этих королях установился абсолютизм, как и в других европейских странах. Одною из причин падения сословнопредставительных собраний в эту эпоху была та рознь, которая существовала между представленными в риксдаге сословиями. Победу королевской власти дало крестьянство, которое за социальные гарантии и за освобождение от угрозы со стороны дворян поддерживало редукцию — после редукции количество коронных, дворянских и крестьянских земель сделалось приблизительно равным — и не протестовало против абсолютистских тенденций королевской власти.
Даже часть низшего дворянства примкнула к движению против аристократии, члены которой занимали места в государственном совете, ограничивавшем до некоторой степени королевскую власть и руководившем деятельностью риксдага. В 1692 г. риксдаг даже торжественно заявил, что законодательная власть в Ш. всецело принадлежит королю без участия государственных чинов, при чем определенно потом было добавлено, что король вовсе и не обязан их созывать, так как имеет право управлять государством по личному своему произволу, ни перед кем не неся ответственности за свои распоряжения. Такою властью пользовался и преемник Карла XI, знаменитый Карл XII, отличавшийся к тому же необузданным, деспотическим нравом. Еще одною чертою абсолютизма Карла XI было его стремление укрепить связь с Ш. областей, приобретенных от Дании и Польши, введением туда шведского языка и шведских законов, что, однако, вызывало оппозицию, особенно в Лифляндии с ее немецким дворянством, задетым к тому же редукцией (ср. XLIII, 689).
В истории Ш. XVII век может быть назван эпохой ее великодержавия. Почти со всех сторон окружая Балтийское море, владея его островами и важными пунктами на южном его берегу, т.-е. в Германии, и занимая территорию в 90 тысяч квадратных миль с населением миллиона в три душ, что по тогдашнему времени не было незначительным, Ш. стала играть крупную роль в европейской политике.
Вестфальский мир создал для Ш. видное положение среди германских княжеств, вскоре после чего она приняла участие в первой коалиции против Франции Людовика XIV (в малолетство Карла XI, 1668). Когда Людовику XIV удалось перетянуть шведское правительство на свою сторону, это поставило его во враждебные отношения не только к Дании, но и к Бранденбургскому курфюрсту, в войне с которым шведское войско потерпело поражение при Фербеллине (1675). Вторая половина царствования Карла XI была мирной, и он даже сблизился с Данией, но это не помешало последней вступить в союз против Ш. с Польшей и Россией с целью отнятия у нее части ее владений. Дания стремилась вернуть себе то, что незадолго перед тем было ею утрачено, польский король и курфюрст саксонский Август II мечтал о приобретении Лифляндии и Эстляндии, а русский царь Петр I добивался выхода к морю на той территории, которая утрачена была русскими по Столбовскому миру в 1617 г. Союзники рассчитывали на молодость и неопытность вступившего на престол в 1697 г. шведского короля Карла XII и напали в 1700 г. на его владения. Началась Северная война (см. XLI, ч. V, 661 сл.), затянувшаяся на два десятилетия (1700—1721). Почти все царствование этого короля, оказавшегося блестящим полководцем, прошло в этой войне, заставлявшей его в первые 15 лет отсутствовать из Швеции. Быстрые победы его над датчанами и над русскими (при Нарве, 1700), завоевание всей Польши, где он заставил избрать нового короля (Станислава Лещинского, 1704), и победоносный поход в Саксонию (1706) подняли престиж Ш. в глазах европейских государей, но все это величие было сокрушено поражением Карла XII под Полтавой (1709) и бегством его самого в Турцию, где он пробыл около пяти лет. В это время коалиция против Ш. возобновилась, и вскоре после своего возвращения на родину Карл XII был убит при осаде одной норвежской крепости (1718). Наследовавшая ему сестра его, Ульрика-Элеонора (1718—1720), поспешила заключить мир с Данией, Саксонией и Пруссией, а ее преемник на шведском престоле, ее муж (Фридрих I Гессен-Кассельский, 1720—1751), в самом же начале своего царствования заключил с Россией Ништадский мир, лишивший Ш. Лифляндии и Карелии с частью Выборгского округа в Финляндии и со всеми островами Финского и Рижского заливов (1721). В результате этой войны Ш. сразу пала с той высоты, на которую она поднялась при Густаве Адольфе. Война потребовала от страны напряжения всех ее материальных сил, что сопровождалось страшным ее разорением и вызвало сильное народное недовольство, приведшее Ш. к перемене политического строя. Королевскому самодержавию война нанесла удар, но его место заняло аристократическое правление, хотя юридически власть перешла ко всему риксдагу. Этот период правления риксдага продолжался около полустолетия, занятых царствованиями Ульрики-Элеоноры, Фридриха I и основателя Гольштейн-Готторпской династии Адольфа-Фридриха (1751—1771), избранного риксдагом по настоянию русского правительства.
Королевская власть в Ш. в этот период сделалась совершенно призрачной. Хотя формально власть в это время принадлежала всему риксдагу, фактически пользовалась ею дворянская его часть, имевшая особую силу в так называемой тайной комиссии, где, впрочем, были еще представители духовенства и бюргерства, но откуда крестьянские представители были исключены. В новой конституции государственный совет был сохранен, но он был сделан ответственным перед риксдагом, в то же время держал в зависимости от себя короля. В эту эпоху дворянского засилья в Ш. образовались враждовавшие между собою партии, обозначавшиеся прозвищами „шапок“ и „шляп“. „Шапки“ ставили целью шведской политики месть России и искали поддержки у Франции; „шляпы“ больше думали о внутренних делах. В экономических вопросах первые стояли за меркантилистические мероприятия в пользу промышленности, пренебрегая интересами сельского хозяйства, не чуждыми „шляпам“. Более всего, однако, разделяли политических деятелей эпохи чисто личные соображения, потому что и те и другие отличались жадностью к деньгам, что делало их одинаково подкупными. Иностранные дипломаты охотно пользовались подкупностью „шапок“ и „шляп“, чтобы направлять шведскую политику в выгодном для себя смысле. Сначала долгое время во главе правительства находился вождь „шляп“ Горн, но в 1738 г. его низвергли „шапки“, которые, добившись власти, вовлекли Ш. в войну с Россией (1741—1743), стоившую ей потери части Финляндии до реки Кюмене (ср. XLIII, 690). Как эта война, так и другая, с Пруссией (1757—1762), очень тяжело отразилась на состоянии шведских финансов. Русской дипломатии удалось вернуть „шляпы“ к власти в 1765 г., после чего, впрочем, верх взяли опять „шапки“, потом снова „шляпы“. К концу периода „шапок“ стали преобладать монархические тенденции, которыми в самом же начале своего царствования и воспользовался Густав III. В это печальное для внешнего положения Ш. время, на короткие сроки прерывавшееся и войнами, страна, однако, двигалась вперед в экономическом отношении, а также дала ряд видных ученых (Линней, Цельзий и др.). Французское просвещение тоже оказывало влияние на образованное общество.
Конец олигархическому правлению в Ш. положил Густав III (1771—1792). Еще будучи наследным принцем, он не скрывал своих идей о сильной монархической власти, увлекаемый примером своего дяди, Фридриха II Прусского, и разделяя тогдашнюю теорию просвещенного абсолютизма. Опираясь на народное нерасположение к дворянской олигархии и пользуясь поддержкой партии „шапок“, он в 1772 г. произвел государственный переворот, низвергший тогдашний строй. Государственный совет был возвращен к своему прежнему значению зависимого от короля совещательного при нем учреждения. Риксдаг мог собираться только по приглашению короля и заниматься лишь вопросами, ставившимися королем, утратив право устанавливать налоги, но без согласия риксдага король не мог начинать наступательной войны. Густав III занялся законодательною деятельностью по программе просвещенного абсолютизма: отменил пытку в судебных процессах и преобразовал суды, улучшил администрацию и финансы, предпринял разные меры для развития промышленности и торговли, основал академию наук, дал печати некоторую свободу и т. п. Все это сделало Густава III очень популярным, но его расточительность и неудачная внешняя политика мало-по-малу охладили любовь к нему, и даже в армии обнаружен был против него заговор. Чтобы вернуть себе популярность, подстрекаемый французской и английской дипломатией, рассчитывая на затруднения России в войне с турками, он объявил ей войну, продолжавшуюся два года (1788—1790) и кончившуюся без всяких территориальных перемен. Во время этой войны, в 1789 г., Густав III произвел свой второй государственный переворот. Встретив в риксдаге оппозицию, он арестовал главных ее вождей и принудил сословия принять так называемый „акт единения и охраны“, упразднявший государственный совет и предоставивший королю право объявлять войну без согласия сословий. Ш. опять вернулась к абсолютизму Карла XI и Карла XII. Пользуясь своим новым правом не спрашивать у народа разрешения на наступательную войну, он готовился уже к вооруженному вмешательству против французской революции, когда пал от руки убийцы, направленной против него дворянским заговором (1792). Его сын, Густав IV Адольф, воспитавшийся в духе абсолютизма, отличавшийся высокомерным, деспотическим нравом, продолжал политику своего отца, но вызвал против себя тоже большое неудовольствие, между прочим и внешними потерями, а именно — шведской Померании в войне с Наполеоном и всей Финляндии от Кюмене до Торнео с Аландскими островами в войне с Александром I (1808—1809). Против него произошло в войске восстание, кончившееся его арестом и низложением его по постановлению собравшегося в 1809 г. риксдага. Королем был провозглашен дядя Густава VI, Карл Седерманландский (Карл XIII, 1809—1818), но на сей раз риксдаг выработал на старых сословных началах новую конституцию, которая без значительных изменений действовала до середины XIX в. Таким образом, обе попытки введения в Ш. монархического абсолютизма окончились крушением, но олигархическое, дворянское управление, просуществовав около полувека, более уже не возвращалось.
Французская революция, против которой в походе европейских монархов собирался выступить Густав III, не оказала такого влияния на Ш., не знавшую крепостного права, как на другие страны, более близкие к Франции и более нуждавшиеся в реформах на основании ее принципов. Густав IV проникся такою же ненавистью к Наполеону, какою был одушевлен его отец по отношению к французской революции. Он принял участие в образовавшейся в 1805 г. коалиции, как известно, потерпевшей поражение. Результатом этой борьбы для Ш. была только потеря остававшейся еще за нею части Померании с городом Штральзундом и островом Рюгеном. Когда Россия примирилась с Францией в Тильзите, между их государями произошла сделка, вследствие которой Александр I объявил войну не хотевшему вступить ни в какое соглашение с Наполеоном Густаву IV и в короткое время отнял у него Финляндию, на что вынужден был согласиться и его преемник, Карл XIII. Государственная территория Ш. состояла теперь из одной восточной половины Скандинавского полуострова с близлежащими островами. Риксдаг в 1810 г. избрал в наследники бездетному Карлу XIII французского маршала Бернадота в том расчете, что за это Наполеон поможет Ш. отвоевать Финляндию у России. Расчет оказался неверным. Новый наследник шведского престола, усыновленный Карлом XIII, немедленно получивший в свои руки управление всеми делами государства, примирился с потерею Финляндии и вошел в соглашение с Александром I, в силу которого примкнул к новой коалиции против Наполеона за обещание помочь ему в приобретении Норвегии, принадлежавшей все еще союзнице Наполеона, Дании. В 1814 г. последняя вынуждена была заключить с Ш. мир с уступкой ей Норвегии, которая, однако, не захотела покориться этому и заставила Бернадота согласиться только на унию с Ш. при отдельной, очень демократической и либеральной конституции (ср. XXXIX, 179/82). Ш. и Норвегия стали существовать как два государства, имевшие общего короля, и такое положение продолжалось до 1905 г. Через четыре года после этого приобретения Карл XIII умер, и Бернадот под именем Карла XIV Иоанна еще четверть века (1818—1844) правил Ш., держась конституции 1809 г. Так произошло в Ш. воцарение французской династии Бернадотов. Вторым в ней королем (1844—1859) был сын Бернадота, Оскар, получивший в 1810 г. титул герцога Седерманландского, а в 1824 г. сделанный норвежским вице-королем, человек либеральный, особенно дороживший религиозной свободой и старавшийся поддерживать равенство между обоими государствами. Оба эти короля были в стране очень популярны. Они умели выбирать себе хороших советников, трудившихся над экономическим развитием Ш. (сооружение каналов фон Платеном и Нильсом Эрикссоном, уничтожение прежних стеснений промышленности и торговли при бароне Грипенстедте, развитие железных дорог и т. п.). Еще бòльшую популярность приобрел Карл XV (1859—1872), который не прочь был вести более деятельную внешнюю политику, чем его предшественники, но не встретил поддержки в своем министерстве. Он очень сочувствовал тому общественному движению, основателем которого был датчанин Грундтвиг и которое получило название скандинавизма. Это была проповедь культурного, экономического и политического сближения скандинавских народов. Когда в 1864 г. на маленькую Данию напали две великие немецкие державы, Австрия и Пруссия, Карл XV находил нужным оказать поддержку родственному народу, но тогдашнее шведское министерство оказало самое решительное сопротивление этому намерению, и королю пришлось уступить. Либерально настроенный Карл XV явился еще инициатором важной конституционной перемены. В то время, как во всей Западной Европе народное представительство складывалось по английскому образцу, пересаженному на материк французской революцией, только в Ш. да Мекленбурге продолжало существовать представительство сословное, в данном случае в виде четырех-палатного сейма. Такое архаическое устройство Карл XV находил несоответствующим ни отношениям, ни идеям века, тем более, что уже в 1862 г. городское и крестьянское сословия высказались за необходимость реформы, и Карл XV поручил первому министру де-Гэру составить проект преобразования риксдага по образцу других европейских парламентов, т.-е. с разделением его только на две палаты и с уничтожением сословных выборов. Общественное мнение страны очень сочувственно отнеслось к этой мысли; недовольна была только часть дворян и чиновников. Проект был внесен в риксдаг осенью 1865 г. и в следующем году стал законом. Вместо четырех сословных палат, риксдаг стал состоять из двух равноправных, одинаково выборных палат, из которых одна, нижняя, должна была выбираться избирателями с имущественным цензом на три года, а другая, верхняя, — на девять лет, должна была выбираться ландстингами (органы провинциального самоуправления) и уполномоченными больших городов. Эта конституция, с течением времени подвергавшаяся разным частным изменениям, приблизила шведские государственные учреждения к общеевропейскому типу, чем положила начало новейшему периоду шведской истории. На этот период приходятся царствования Оскара II (1872—1907) и Густава V (с 1907 г.).
В политической жизни Ш. конституция 1866 г. была значительным шагом вперед сравнительно с конституцией 1809 г. Сословный принцип был заменен цензовым, что дало перевес буржуазии и крестьянству. При новом составе риксдаг сделался более склонным к проведению реформ, которых требовало развитие жизни. В 1872 г. риксдаг отказал только что вступившему на престол Оскару II в расходах на его коронацию, и король короновался на свой собственный счет. Шведские министерства современного типа, заменившие собою старый государственный совет еще в 1840 г., еще до реформы 1866 г. начали действовать, имея в виду ответственность перед риксдагом, что проявилось, например, в нежелании министерства в 1864 г. рисковать миром в пользу Дании, как тогда хотел король, хотя и в стране данофильское движение было очень значительным.
При новом строе в Ш. образовались и новые партии. Консервативную силу страны составляли двор, аристократия, чиновничество и значительная часть образованного класса (партия интеллигенции). В прогрессивной партии такое значение принадлежало крестьянству, так что ее прямо называли деревенской. Первым вопросом, по поводу которого они столкнулись в риксдаге, было предложение Карла XV создать большую армию по прусскому образцу и сильный военный флот. В 1867 г. правительственный проект о военной реформе был отвергнут риксдагом, большинство которого указывало на то, что Ш. никто не грозит и грозить не станет, что лучше было бы заменить армию народной милицией, как в Швейцарии, и т. д. По окончании франко-прусской войны правительство опять внесло в риксдаг свой проект и опять безуспешно. То же самое повторилось и при Оскаре II, который сам был специалистом в военно-морском деле, читал о нем в бытность принцем доклады в военном собрании и издал исследования по военной истории Ш. и о Карле XII. Нечего говорить, что консервативная партия стояла за военную реформу, крестьянская — против, что, однако, не помешало королю включить в состав министерства некоторых умеренных членов крестьянской партии. Другим предметом парламентской борьбы была экономическая политика. Ш. оставалась страною преимущественно земледельческою, где бо́льшая половина земли была крестьянской. Избыток населения в ней поглощался больше эмиграцией, нежели обращением к промышленности, хотя именно в это время стал намечаться и перелом. Он начался в 60-х годах XIX века, когда стала крепнуть добывающая промышленность. В Англии и Франции были упразднены в это время ввозные пошлины на лес, и вскоре затем древесина стала находить применение в писчебумажной промышленности. Это послужило началом использованию колоссальных лесных богатств Ш., почти не тронутых до той поры. На ряду с этим увеличивалась утилизация за границей высокосортной шведской стали, которая в широких размерах шла на изготовление специальных инструментов. Промышленный подъем и рост благосостояния различных классов привел к увеличению производства на местный рынок (текстиль), которое, правда, работало на привозном сырье.
Новая промышленность усилила процесс классовой дифференциации и способствовала появлению на сцене рабочего класса, который вскоре вмешался в политическую борьбу. В виду падения хлебных цен крестьянская партия стала требовать введения охранительных таможенных пошлин, тогда как правительство стояло на точке зрения свободной торговли. Борьба по этому вопросу была особенно страстной в восьмидесятых годах, пока в 1887 г. большинство не оказалось на стороне протекционистов. Министерство вышло в отставку, и пошлины были введены, но в начале следующего десятилетия большинство образовалось опять фритредерское. В этих же восьмидесятых годах усилились демократические стремления. В 1884 г. в столице на выборах победили демократы, а пять лет спустя образовалась по германскому типу социалистическая партия, которая, не будучи в состоянии проводить своих собственных кандидатов на выборах, поддерживала демократов, чтобы вместе с ними добиться введения всеобщего избирательного права. Правительство и правящие классы были очень встревожены этим движением, главным политическим проявлением которого был съезд, подавший королю в 1893 г. петицию о необходимости введения всеобщего избирательного права. Резкости, с которыми выступала социалистическая печать, подали повод предать редакцию одной газеты суду по обвинению в богохульстве и в оскорблении величества, за что вся редакция и была посажена в тюрьму. Часть крестьянской партии отнеслась к социалистической программе отрицательно, и даже требование всеобщего избирательного права оттолкнуло ее до такой степени, что она прямо присоединилась к консервативной партии для противодействия избирательной реформе. Следствием этого было образование консервативного большинства. На сторону деятелей, требовавших всеобщего избирательного права, стали рабочие, которые уже в последних годах XIX в. начали готовиться к всеобщей забастовке. Когда правительству в 1901 г. удалось, наконец, с консервативным большинством провести закон о введении всеобщей воинской повинности и об увеличении армии, в народе очень популярной сделалась мысль о том, чтобы в виде компенсации было введено и всеобщее избирательное право. Правительство и парламентское большинство решили пойти на некоторые уступки: правительство — в смысле кое-какого расширения избирательного права с введением плюральных вотумов, парламентские деятели — разными проектами, из которых только один, предложенный единственным социалистическим депутатом, Брантингом, говорил о всеобщем избирательном праве в его чистом виде. Когда в мае 1902 г. в риксдаге начались прения об избирательной реформе, рабочие устроили грандиозную забастовку, продолжавшуюся до тех пор, пока обе палаты не решили обратиться к правительству с предложением изготовить к 1904 г. новый избирательный закон на принципе всеобщего избирательного права. Правительство исполнило это поручение и предложило дать избирательное право каждому шведу, имеющему от роду 25 лет и три года платившему государственные и местные налоги. Нижняя палата отвергла этот проект. Общие выборы 1905 г. послали в палату левое большинство: 109 либералов и 19 социалистов при 107 правых. Новое министерство либерала Стаафа предложило предоставить право голоса всем мужчинам, достигшим 24-летнего возраста, но палаты отнеслись к этому проекту неодинаково: вторая его одобрила 134 голосами против 94, первая же отвергла 118 голосами против 26, противопоставив проекту пожелание о введении всеобщего избирательного права в обе палаты с пропорциональным представительством и сокращением срока полномочий членов второй палаты с девяти лет до шести. В 1907 г. министерство Линдмана добилось согласия палат на предложенный им закон, но по конституции нужно было еще, чтобы его принял и риксдаг, вышедший из новых выборов, которые должны были состояться только в 1908 г.
Важным вопросом шведской истории в XIX и начале XX века были шведско-норвежские отношения, создавшиеся вследствие присоединения к Ш. вновь возникшего в 1814 г. норвежского королевства (см. XXXIX, 179, сл.). Королевская власть в ней была более ограничена, народные права более широкими. Норвегией ее король управлял из Ш., время от времени посылая туда вице-королей. Шведы были склонны относиться к норвежцам свысока. Оппозиция, какую норвежцы часто проявляли по отношению к правительственным предложениям, принималась в Ш. с неудовольствием; Карл XIV постоянно ссорился со своими норвежскими подданными. Более благосклонное отношение к ним со стороны Оскара I и Карла XV использовано было ими для расширения своих прав. В это время Норвегия приобрела право на особый от Ш. национальный флаг, а сессии ее представительного собрания (стортинг) сделались ежегодными вместо того, чтобы созываться по одному разу в три года, но и при всем том в Ш. в этот период была сильна тенденция связать оба королевства более тесными узами, что соответствовало и идее скандинавизма, хотя на практике все ограничилось заключением, уже в следующее царствование, монетной, почтовой и мореходной конвенций, к которым примкнула и Дания. Испортились эти отношения на почве вопроса о парламентарном министерстве, которым стортинг стремился заменить прежний государственный совет. Отвергнутое еще Оскаром I предложение в этом смысле было повторено в начале царствования Оскара II, который готов был согласиться на то, чтобы назначать министров из парламентского большинства, но требовал, чтобы королю было дано право роспуска стортинга, чего не было в конституции 1814 г. Стортинг трижды возобновлял, Оскар трижды отвергал это предложение, и начался длительный конфликт, сильно возбудивший общественное мнение в Ш. (ср. XXXIX, 184/86). Дело кончилось уступкою со стороны короля, которому право роспуска при этом так-таки и не было дано. Новое требование норвежцев, чтобы шведские консулы, представлявшие их интересы за границей, были заменены особыми, чисто норвежскими консулами, было встречено шведами очень враждебно, а тут еще в Норвегии заговорили и об отдельном министерстве иностранных дел. Спор принимал характер международного конфликта. В 1905 г., в конце царствования Оскара II, норвежский стортинг без прений и единогласно объявил эту унию расторгнутой, что было подтверждено и народным голосованием. В собранном королем чрезвычайном риксдаге раздавались голоса за необходимость прибегнуть к оружию, но желание кончить дело миролюбиво одержало вверх. В том же году специально назначенная шведско-норвежская комиссия, признав независимость Норвегии, установила между обоими государствами нейтральную зону и определила срытие пограничных с Ш. норвежских крепостей. Оскар II, более всего не хотевший войны, формально отрекся от норвежской короны и вместе с этим не дал своего согласия на то, чтобы какой-либо принц его дома принял норвежскую корону, как то предлагали норвежцы. Тогда последние возвели у себя на престол одного из членов датский королевской фамилии. Так окончилась уния Ш. с Норвегией, никогда не бывшая, впрочем, сколько-нибудь тесной.
Через два года после расторжения унии с Норвегией началось царствование Густава V, общее настроение которого проявилось в отказе от пышного и дорого стоившего обряда коронации и в упрощении сложного придворного этикета. В следующем же за началом его царствования риксдаге был подтвержден принятый еще в 1907 г. закон о введении всеобщего прямого и пропорционального избирательного права по отношению к нижней палате и о понижении имущественного ценза при коммунальных выборах, что обеспечивало более демократический состав второй палаты. По новому закону в первый раз выборы были произведены в 1911 г., дав резкое понижение цифры консерваторов с девяти до шести десятков с соответственным повышением цифры не либералов, оставшейся прежнею, а социал-демократов (с 35 до 64). Таково было практическое значение нового закона, хотя, с другой стороны, на данном результате сказалось и усиление социализма в стране. На это же указала и грандиозная забастовка рабочих в Стокгольме, бывшая в 1909 г. во время большой международной промышленно-художественной выставки. Причиною ее было понижение предпринимателями заработной платы. В Стокгольме 4 августа сразу прекратилось пароходное, трамвайное, автомобильное и извощичье движение, печатание и продажа на улицах газет и т. п., но забастовка далеко не была всеобщей и мало-по-малу сошла на нет, заставив, однако, правительство приняться за выработку социального законодательства. Между тем избирательная кампания перед выборами 1911 г. поставила на очередь со стороны левых вопрос о введении в Ш. парламентаризма, уже раньше осуществленного в Норвегии. На эту точку зрения стал и сделавшийся после выборов главою министерства Стааф, в программу которого входили еще доставление преобладания нижней палате над верхнею, ставшею после выборов консервативною, уничтожение ее права veto, дарование полного избирательного права женщинам и сотрудничество с социалистами. Он задумывал также и военную реформу, но Густав V и слышать не хотел о каком бы то ни было уменьшении вооруженных сил страны. Общественное мнение тоже высказалось в смысле необходимости сильных армии и флота, что обнаруживалось в громадном успехе национальной подписки на флот и в популярности, какую приобрела пропаганда известного путешественника Свена Гедина, указывавшего на опасность русских вооружений. Против Стаафа, не очень поддававшегося требованиям алармистов, устроена была грандиозная крестьянская депутация к королю, в которой участвовало тысяч тридцать человек и которой король сказал речь, вызвавшую отставку Стаафа, несмотря на доверие к нему нижней палаты. Впрочем, министр уже до этого успел осуществить ряд социальных законов, изданных при поддержке социалистов, да и закон об избирательном праве женщин прошел в нижней палате, будучи только отвергнут верхней. Новое министерство (Хаммаршильда), состоявшее из консерваторов, распустило нижнюю палату, выборы в которую весною 1914 г. дали большинство левым, при чем либералов и социалистов было избрано почти поровну (71 и 73), но в то же время это министерство выразило от имени короля сожаление, что не могло образоваться парламентарное министерство и что вопрос об обороне государства получил партийный характер. Хотя в обеих палатах теперь и было либеральное большинство, Густав V удержал у власти консервативное министерство, объявившее, что оборона страны должна быть усилена просто ради возможности отстаивать свой нейтралитет. Идее парламентаризма на этой почве был нанесен большой удар. Многие находили, что, пользуясь доверием нижней палаты, Стааф не должен был выходить в отставку, тем более, что короля и правых, с одной стороны, и левых, с другой, разделял отнюдь не вопрос о парламентарном министерстве, а об обороне государства. Сторонники усиления вооружений были вместе с тем и сторонниками более активной внешней политики Ш.
С начала XIX в. Ш. не играла более сколько-нибудь видной роли в международной политике. Глубокий мир, которым пользовалась Ш., пошел на пользу ее экономическому и политическому развитию, хотя не было недостатка в случаях, когда она могла бы пуститься в какую-нибудь военную авантюру. Ее не соблазнило появление враждебного России флота на Балтийском море в 1854 и 1855 гг. Не вмешалась она и в датско-германскую войну 1864 г. Расторжение унии с Норвегией обошлось тоже без войны. Когда началась мировая война 1914 г., германское правительство вело в Ш. усиленную агитацию, но правительство решило соблюдать строгий нейтралитет и даже вошло по этому поводу в специальное соглашение с обоими другими скандинавскими государствами, хотя сторонники вооружения в Ш., „активисты“, и старались увлечь правительство к выступлению на стороне германо-австрийского союза. Еще в 1912 г. все три скандинавские королевства выработали общие правила о нейтралитете на случай войны, а перед самой войной французский президент Пуанкаре рассеял все страхи шведов перед агрессивными замыслами России. Нейтралитет в мировой войне принес Ш. большую экономическую выгоду в виду оживления сбыта ее произведений за границу и большой транзитной торговли по ее путям.
О Ш. в эпоху мировой войны см. XLVII, 697/708. О рабочем классе в Ш. см. XXXV, рабочий класс в Скандинавии. О шведской литературе см. XXXIX, 191/97. О шведском искусстве см. XXXIX, 201/05. О шведской музыке см. северная музыка, XLI, ч. V, 672/78.
Библиография: До Э. Г. Гейера (см.) настоящей истории Ш. не было. Он издал большую „Историю шведского народа“, которая вошла в известную немецкую историческую серию Гесрена и Уккерта (вышло только три тома, доведенные до Карла X, кроме еще большого отрывка, относящегося к XVIII веку). Ко второй половине XIX столетия относятся исторические труды Фр. Ф. Карлсона, тоже упсальского профессора, дважды бывшего либеральным министром народного просвещения. В 1855—1887 гг. вышла в свет сразу по-шведски и по-немецки его большая „Geschichte Schwedens“. Выдающимся историком Ш. был и А. М. Стриннгольм, главный труд которого — „Шведская национальная история“, основанная на первоисточниках, выходила в свет в течение двадцати лет (1834—1854), и ее пять томов доводят историю Ш. только до 1319 г., хотя в другом, более раннем труде изложение было доведено до середины XVI в. На нем. языке существуют лишь некоторые отделы труда Стриннгольма под заглавием „Wikingszüge der alten Skandinavier“. В конце XIX в. было предпринято коллективное издание „Sveriges historia“ нескольких ученых, из коих языческая эпоха была обработана выдающимся археологом, бывшим профессором стокгольмского университета О. Монтелиусом, написавшим и по-французски „Antiquités suédoises“ (есть и нем. пер.), а средние века — не менее видным медиэвистом Т. Гильдебрандом, писавшим и по-немецки („Das heidnische Zeitalter in Schweden“, 1873). Стремление к написанию общей истории Ш. характеризует первую эпоху шведской историографии, исследования по отдельным периодам или вопросам стали предприниматься позже. Второе место после шведских исторических трудов о Ш. занимают немецкие: Knös, „Darstellung der schwedischen Kirchenverfassung“; Nordenflycht, „Die schwedische Staatsverfassung in ihrer geschichtlichen Entwickelung“ (1861); Schwederus, „Schwedens Politik und Kriege in Jahren 1808—1814“ (1866); Wittmann, „Kurzer Abriss der schwedischen Geschichte“ (1896); Weidling, „Schwedische Geschichte im Zeitalter der Reformation“ (1882); Holmquist, „Die Schw. Reformation“ (1925), J. Paul, „Engelbrecht Engelbrechtson“ (1921); его же, „Nordische Geschichte“ (1925); Hildebrand и др. (колл.), „Sveriges historia till våra dagar“ (1923—29, 14 тт.). Новейший обзор шведск. историографии с последней четв. XIX в. имеется в сборнике „Histoire et historiens depuis cinquante ans“ (1927).
По-русски см. Г. В. Форстен, „Борьба из-за господства над Балтийским морем“ (1884) и „Балтийский вопрос в XVI и XVII столет.“ (1894); работы Э. Н. Берендтса: „История государственного хозяйства Ш. до 1809 г.“, „Обзор политико-социального и экономического развития Ш. в XIX ст.“, „Формальный строй государственного хозяйства Ш.“ (1890—1894), „Меркантилисты и физиократы в Ш. в XVIII в.“ (1892), „Шведско-норвежская уния“ (1895). Кроме того, см. Дементьев, „Введение реформации в Ш.“; В. Герье, „Последний варяг“; А. Михайловский-Данилевский, „Описание финляндской войны 1808—1809 гг.“, 1840.