В. Г. Белинский. Полное собрание сочинений.
Том 6. Статьи и рецензии (1842—1843).
М., Издательство Академии Наук СССР, 1955
3. Эвелина де Вальероль. Роман в четырех томах. Сочинение Н. Кукольника. Второе, исправленное издание. Санкт-Петербург. В типографии Ильи Глазунова и Ко. 1841—1842. В 12-ю д. л. В I-й части — 249, во II-й — 264, в III-ей — 274, в IV-ой — 345 стр. (Цена 3 р. сер., весовых за три фунта).1
Читателям уже известно наше мнение о романе г. Кукольника. 2 Это далеко не художественное произведение: в нем нет ни идеи, ни слишком верного и глубокого взгляда на эпоху, ни внутреннего содержания, поражающего единством впечатления и ясною ощутительностию того, чего нельзя выразить словом и чего поэтическая форма была бы только чувственным проявлением. Героиня романа служит лишь внешним центром множества событий и множества лиц, имеющих к ней слишком мало отношения. Сама по себе она — ни глубоко задуманный и хорошо выполненный женский характер, ни даже особенно интересное описание характера: бледна, бесцветна, обозначена чертами общими и неопределенными. Другие лица не чужды внешнего интереса в запутанном механизме романа; но ни одно из них не может назваться типическим лицом. Лучше других Гар-Пион. Гойко сбивается на мелодраматического героя, — а он-то собственно и есть герой романа: по крайней мере, в романе всё через него и им и ничего без него, так что если б Гойко не спасался беспрестанно от смерти чудесным образом, чрезвычайно похожим на deus ex machina,[1] то роман остановился бы, и автор не знал бы, что ему делать с своими героями и действующими лицами и куда их девать. На Ришльё г. Кукольник смотрит слишком неверно: Ришльё, по его мнению, подорвал гонением аристократии французскую монархию и приготовил новейшие перевороты в истории Франции… Такой взгляд есть лучшая мерка достоинства романа: на ложном основании нельзя создать хорошего произведения. Всякая великая историческая личность творит волю пославшего ее, хотя, повидимому, и совершает только свою собственную волю; всякий великий исторический действователь выполняет требования духа времени, которых он есть только представитель, а не производитель, хоть он и думает осуществлять лишь свои собственные понятия о потребностях общества; потому ни о каком историческом герое, как бы велик он ни был, нельзя сказать, что он сделал не то, что должно, — или хвалить его за то, что он сделал хорошо, когда бы мог, если б захотел, сделать худо. Историческое лицо делает только то, что необходимо, — по крайней мере, только необходимые из его действий производят результаты; всё же принадлежащее его личному произволу, и доброе, и худое, существует временно, не оставляя никаких следствий и исчезая вместе с лицом. Что за гигант такой кардинал Ришльё, что мог сделаться владыкою судеб целого народа и произвести не то, чего высшие силы хотели, а что его кардинальской эминенции было угодно!.. Подобное историческое созерцание и мелко, и ограниченно, и старо. Да притом г. Кукольник навязал Ришльё дело, которого тот и не думал делать: он сокрушил феодализм и приуготовил монархию Лудовика XIV, которая потом пала вследствие причин, нисколько не зависевших от кардинала Ришльё; а г. Кукольник заставляет его подрывать монархию и религию!!.
В изображении характера Ришльё автор держался известного романа Альфреда де Виньи «Сен-Map». Вообще, этот роман имел большое влияние на роман г. Кукольника, и, несмотря на то, их никак нельзя сравнивать между собою в достоинстве. Мы не слишком высокого или, лучше сказать, слишком невысокого понятия об «облизанном» (как назвал его Пушкин) произведении щепетильного французского романиста;3 но оно, по нашему мнению, всё-таки несравненно выше своего русского отпрыска. Оно проще, малосложнее, ярче по очеркам характеров и проникнуто началами, которые, каковы бы они ни были, дают ему жизнь и колорит. Г-н Кукольник писал свой роман без особенных притязаний: ему, кажется, просто хотелось написать повесть с разными похождениями, способными занять своею калейдоскопическою пестротою не слишком взыскательное внимание праздного читателя, — и он вполне достиг своей цели. Сверх того, у него была еще и задушевная мысль — представить картину состояния искусств в Италии и Франции XVII столетия. В этом у него нет ничего общего с де Виньи; но зато всё это у него нисколько не вяжется с романом и составляет как бы вставку, занимающую пять глав, названных автором «римскими» и отмеченных предостерегательным эпиграфом «ad libitum»,[2] a это значит, что автор избавляет от чтения этих римских глав всякого, кому «почему-либо подробности художественной истории могут показаться незанимательными и утомительными». Что касается до нас, — нам эти подробности не показались незанимательными и утомительными, мы прочли их с большим удовольствием, чем самый роман. — Есть и еще важное различие романа г. Кукольника от романа де Виньи: русский романист представил Сен-Мара совершенно иначе, чем французский, и гораздо ближе к исторической истине.
Говоря вообще, если рассматривать роман г. Кукольника вне строгих требований искусства, — это очень приятное явление в нашей мертвой и скудной литературе; это просто — длинная повесть, переполненная затейливо запутанными и удовлетворительно распутанными происшествиями; повесть, умно задуманная, внимательно соображенная, но не концепированная; повесть, для которой много было употреблено труда, изучения, но мало вдохновения; наконец, повесть, в которой мало внутреннего, но бездна внешнего интереса, каким отличается, например, «Тысяча и одна ночь». В ней есть эффекты, довольно неловкие, как, например, смерть кардинала Ришльё; но большая часть ее эффектов отличается умом и вкусом. Вообще, этот роман написан для образованной части публики, а не для полуграмотной черни, для которой сочиняются беззубо сатирические, пошло моральные и приторно чувствительные романы. Мы не поклонники произведений г. Кукольника: видим в нем дарование, которого и не оспориваем; но не видим в нем ни гения, ни огромного таланта, который в нем признается иногда (когда требуют того особенные обстоятельства) некоторыми журналами, печатно называющими себя его друзьями и приятелями… 4
Роман г. Кукольника издан прекрасно.
1. «Отеч. записки» 1842, т. XXI, № 3 (ценз. разр. 28/II), отд. VI, стр. 1—3. Без подписи.
2. Белинский, очевидно, имеет в виду свой отзыв об «Эвелине де Вальероль» в статье «Русская литература в 1841 году»(ИАН, т. V, № 59).
3. См. статью Пушкина «О Мильтоне и Шатобриановом переводе „Потерянного рая“» («Современник» 1837, кн. V, стр. 133). В этой же статье Пушкин называет Альфреда де Виньи «чопорным и манерным» (стр. 134).
4. Речь идет о Сенковском; см. его отзыв об «Эвелине де Вальероль» («Библ. для чтения» 1841, т. 45, отд. VI, стр. 3).