Василий Курочкин. Стихотворения. Статьи. Фельетоны
М., ГИХЛ, 1957
Гр. Соллогуб ("Чиновник").
Надимов крикнул на всю Россию, что пришла пора искоренить зло с корнями, — выкрикнул себе руку и сердце богатей графини, женился на ней, пробовал было еще раз крикнуть, но легкие ему изменили — он надорвался и умер. Мир твоему праху, бедный, т. е. богатый чиновник! Жизнь твоя протекла не бесплодно: от горячих слов твоих бьются сладким трепетом сердца добродушных посетителей Александрийского театра, и восторженные твои идеи разнеслись по лицу обожаемой тобою России.
I
[править]Передадим безыскусственным слогом трогательную повесть бедной Оли, сестры этого юного энтузиаста.
Весь пыл его благородного сердца зажегся чистым огнем в девственном сердце молодой девушки. Глубоко уразумев его мысль: цель женщины — счастье, которым она дарит, Оленька вышла замуж за старого, очень старого и богатого, очень богатого графа. Она недолго дарила его счастием, потому что он умер, не прожив с нею года, но зато долго пользовалась богатством, им подаренным. Как женщина, она не могла любить только Россию; как графиня, не могла полюбить кого-нибудь. А между тем голос сознанного ею призвания шептал ей, что она обязана дарить счастие. Душа ее требовала сочувствия и жила, как говорил некогда ее брат про себя (см. «Чиновник». "Библ<иотека> для чт<ения>, 1856 г., март, стр. 34), «в каком-то несбыточном упоении, посреди забот и дрязгов самой прозаической действительности». Надо заметить, что она жила в Австрии.
Кому подарить счастие? Не материальное, разумеется, потому что материальное она могла возвратить работавшим на нее крестьянам большого села Надимовки, но могла ли она думать о них, когда душа ее жила в «несбыточном упоении»? Кому подарить счастие?
К счастию, у нее нашлась в Вене подруга. Эта подруга была влюблена в молодого человека. Этот молодой человек бросил ее и уехал в Париж. Сестра Надимова крикнула на всю Австрию, что это подло, и поехала, чтобы вернуть молодого человека к стопам влюбленной девицы и тем доказать ей дружбу.
II
[править]По дороге в Париж, между пассажирами вагона, Оленька высмотрела одного старичка и выбрала его руководителем. К счастию, этот старичок, французский дворянин, де Кебриан по фамилии, оказался чистейшим, застарелым Надимовым по натуре. К счастию, он еще, кроме этого, оказался дядею ветреного молодого человека.
«В Париже несколько Парижей, — сказал он, — каждый выбирает себе тот, который ближе к его идеалу», и повел Оленьку в наилучший Париж — в модный магазин, в котором камелии разоряют своих любовников, заставляя их платить за наряды и потом перепродавая эти же наряды в этом же самом магазине.
В магазин влетает молодая дама, нарядно одетая, и приказывает положить в свою коляску материю, стоящую так дорого, что Оленька, при всем своем богатстве, не решилась купить ее,
— Кто эта дама? — спрашивает Оленька у Надимова. — Она, должно быть, принцесса?
— Нет, — отвечает Надимов, — за нее платит мой племянник.
— Стало быть, ваш племянник женат на ней?
— Нет, — отвечает Надимов.
— Стало быть, она его любит?
— Нет, — отвечает Надимов.
— À! — восклицает Оленька, — понимаю; стало быть, она… магнолия?..
— Камелия, — поправляет ее Надимов.
— Я спасу вашего племянника, — говорит Оленька, и глаза ее разгораются тем же пламенем, каким разгорелись у ее брата, когда Дробинкин предложил ему взятку. — Где можно видеть вашего племянника? — спрашивает Олекька.
— Он нигде не бывает, кроме публичных балов, куда порядочные женщины не ездят.
— Я поеду на bal Mabille!!! — восклицает Оленька.
Всякий, на месте руководителя, доказал бы всю нелепость подобной выходки, но Надимова прельщает грандиозность самопожертвования и окончательно побеждают последние слова Оленьки:
— Нужно крикнуть на весь Париж, что мы, честные женщины, виноваты в том, что магнолии губят молодых людей хороших фамилий!
III
[править]Перенесись, читатель, в bal Mabille. Bal Mabille — место, посещаемое праздною парижскою молодежью, гризетками и лоретками всякого рода и Надимовыми мужеского и женского пола.
К счастию, Оленька не одна: ее сопровождает старый Надимов де Кебриан и старуха Надимова, притворяющаяся ее бывшею гувернанткою. Старички толкуют о нравственности среди цветущих и отцветших камелий: какое обширное поле для всякого рода комических приключений!
Начинается водевиль, самый неестественнейший из водевилей, который может разыгрываться только между Надимовыми.
Старый Надимов, вместо того чтобы следить за Оленькою, пускается в мораль и уверяет, что любовница его племянника требует у встречного и поперечного ожерелье в 10 000 франков. Только Надимовым могут приходить в голову подобные несообразности. Бедные парижские камелии, неужели вы так грубо-нахальны? Нет, тысячу раз нет. «Это не камелия, — говорит Жюль Жанен, — это воровка с большой дороги».
Молодая Надимова встречает предмет своих поисков, сама говорит ему, после нескольких пошленьких фраз, что приехала на бал для него, и потом обижается, когда он предлагает ей браслет и зовет с собой ужинать.
— Ах, оставьте, пожалуйста, с вашим рукам, я не из таких… — сказала она ему по-русски; по-французски, как истая Надимова, чистой крови, она ему говорит очень скучно и долго о молитве, воле и любви.
— Но я устал, отцвел, я разочарован, я ни к чему неспособен!
— Займитесь наукою или искусством, — серьезно отвечает Надимова.
— Но я люблю вас!..
— Любите мою подругу.
Молодой человек в отчаянии. Как говорить с Надимовыми! Что бы вы им ни говорили, они вас не слушают и на все декламируют свои вызубренные фразы!
Влетает воровка-камелия и, условившись с претендентом на руку Оленьки, каким-то бароном, нанести ей оскорбление, подымает скандал.
Претендент вызывает молодого человека на дуэль.
Между тем старуха Надимова, притворяющаяся гувернанткой, теряет последний смысл: связывается с каким-то магазинным комми, кричит на весь бал о своей девической скромности и подымает еще пущий скандал, неприличный даже на бале Mabille!
Следует суматоха, чепуха, и площадной фарс, влетая с бубенчиками и погремушками, совершенно вытесняет неудавшийся водевиль.
IV
[править]Переходим в обитель старухи Надимовой, притворяющейся гувернанткою. В этой-то скромной обители и разыгрывается фарс. С этой целью в бедной комнатке гувернантки понаделано великое множество дверей.
К горничной входит коммй из магазина: горничная его прячет за одной дверью.
Неожиданно входит Оленька, вероятно, потому что вслед за нею неожиданно должен войти влюбленный молодой человек, и влюбленного молодого человека прячут за другой дверью.
Необходимый свидетель всевозможных скандалов, старый Надимов де Кебриан является вслед за ним, и его прячут за третьею дверью.
Докладывают о бароне, и Оленька прячется за четвертую дверь.
Докладывают о какой-то подруге гувернантки, и гувернантка вталкивает барона в пятую дверь.
Виноваты — в первую, за которою спрятан комми.
Это необходимо для того, чтоб комми узнал барона и рассказал об его уговоре с воровкой-камелией; чтобы Оленька с презрением отвернулась от барона и отдала руку и сердце молодому человеку, которого хотела женить на своей подруге, — и для того, чтобы раз навсегда кончились эти комедии, водевили и фарсы между Надимовыми.
Вот как доказывают свою дружбу женщины Надимовы! Вот как ведут себя за границею старики и старухи Надимовы!
Мы пересказали, содержание французской комедии графа Соллогуба: «Une preuve d’amitié». Мы старались рельефнее выразить основную мысль остроумного автора, карающего беспощадной сатирой всякую фальшь, под какой бы обманчивой формой она ни являлась. По-русски оно вышло грубее, но самая мысль ничего не потеряла от этого.
Что ж делать? Гордый наш язык
К французским фарсам не привык.
Как, например, передать все остроумие, всю игривость прелестного французского стихотворения графа Соллогуба, украсившего страницы 38 No «Театрального и музыкального вестника».
Вот начало этого стихотворения:
Connaissez vous à Bade
La joyeuse cité,
Près de la promenade
Un arbre redouté?
A l’ombre de cet arbre,
Jamais ne sont admis,
Ni les filles de marbre,
Ni les messieurs mal mis и пр.
Какая грация и какое уважение к светским приличиям, доходящее до поэзии, или какая поэзия, доходящая до обожания светских приличий!
По-русски это выйдет неуклюже, топорно, банально, тривиально, вюльгарно…
Однако попробуем.
ДРЕВО
(Из графа Соллогуба)
Проезжая город Баден-Баден,
Чающий движения воды,
Там в саду (там сад весьма изряден)
Древо зрел и зрел на нем плоды.
Но в тени помянутого древа
Не случалось так, чтоб, например,
Отдыхала мраморная дева
И одетый дурно кавалер.
Борис Фаддеев (тот самый, который навязал нам стихотворное преложение знаменитой были г-на Миллера-Красовского) претендует даже, что в русском стихотворении необходима мысль, аллегория, антитеза или вообще что-нибудь подобное.
Вот какое окончание приделал он к нашему неоконченному переводу.
До плодов искусства всякий жаден;
Но для многих зелены плоды.
И Парнас есть тот же Баден-Баден:
В нем свои и воды и сады,
И свое есть древо на Парнасе:
Уж под ним не сядет ни один
В парике маркиза славянин
Или галл в московском тарантасе.
Кому не понравится это окончание, пусть винит г-на Фаддеева. Неизвестно, зачем он приплел тут парик и потом тарантас. По-нашему, это чистая риторика. Мы и сами находим, что он человек отсталой, но печатали и впредь будем печатать его стихи, желая давать в «Искре» высказываться различным мнениям, как это принято в наше время, когда и пр.
1859
ПРИМЕЧАНИЯ
[править]Эмансипированная чиновница. Впервые — в «Искре», 1859, № 39, стр. 388—391, без подписи. Авторство Курочкина определяется тем, что стихотворение «Древо» вошло в изд. 1869 г. «Эмансипированная чиновница» — пародия на комедию В. А. Соллогуба «Une preuve d’amitié» («Доказательство дружбы»), изданную и поставленную в Париже в 1859 г. В своем фельетоне Курочкин тесно связал ее с более ранней пьесой Соллогуба «Чиновник» (1856), которая является вторым объектом пародии. Об этом говорят эпиграф, начало фельетона, цитаты из «Чиновника» и пр. Сестру Надимова Курочкин превратил в главную героиню «Доказательства дружбы», между тем как у Соллогуба это — молодая вдова графиня Серией. Комедия «Чиновник», наиболее заметное произведение либерально-обличительной драматургии 50-х годов, была проникнута весьма благонамеренными тенденциями. Ее герой, ходульный идеальный чиновник Надимов, видит главное и едва ли не единственное зло русской жизни во взяточничестве и произносит на эту тему громкие и пошлые речи. При этом его стремления вызваны желанием не изменить, а, напротив, укрепить устои существующего социально-политического строя. Громкие фразы Надимова пришлись по душе части русского либерального общества, и пьеса, поставленная на сцене Александрийского театра, пользовалась успехом. Напротив, «пустейший из пустозвонов» Надимов был зло высмеян Добролюбовым в рецензии на «Губернские очерки» Щедрина («Современник», 1857, № 12; Полное собр. соч., т. 1, 1934, стр. 183) и самим Щедриным в очерке «Озорники» («Рус. вестник», 1857, янв., кн. 1; Полное собр. соч., т. 2, Л., 1933, стр. 267—268). «Публика приходила в неистовый восторг и рукоплескала г. Надимову, — язвительно писал Добролюбов, — как будто бы он в самом деле принялся вырывать зло с корнями». Таково же было отношение к «Чиновнику» «Искры». Существенным моментом пародии Курочкина является то, что ее главная героиня — сестра Надимова не только по крови; в речах Оленьки вариируются фразы ее брата («Крикнула на всю Австрию», «Нужно крикнуть на весь Париж»). Сближая Оленьку с братом, Курочкин как бы мимоходом пишет: «Кому подарить счастие? Не материальное, разумеется, потому что материальное она могла возвратить работавшим на нее крестьянам большого села Надимовки». Де Кебриана и других бездельников — героев «Доказательства дружбы» Курочкин также называет Надимовыми, и это достаточно ясно показывает его отношение к образу идеального чиновника. Картель — письменный вызов на дуэль. Жанен Ж. — французский буржуазный писатель, фельетонист, театральный и литературный критик. Комми — приказчик, продавец в магазине. Что ж делать? Гордый наш язык.. — «перепев» двух строк из «Евгения Онегина». «Древо». Первая половина — перевод приведенного выше начала стихотворения Соллогуба; вторая — пародия на него; элементы пародии имеются, впрочем, и в первой половине. В парике маркиза славянин… Намек на французоманию Соллогуба. Тарантас — заглавие его наиболее известного и значительного произведения, написанного в 40-х годах. Борис Фаддеев (тот самый, который навязал нам… — см. «Педагогическое нововведение» и примечание к нему, стр. 507—508 и 671. В наше время, когда или в настоящее время, когда… — слова, очень часто встречавшиеся в либерально-обличительных статьях второй половины 50-х годов. Добролюбов превратил их в пародийную формулу, высмеивающую либеральные надежды и либеральное пустословие. Вслед за ним неоднократно употреблялась в демократической журналистике 60-х годов.