На «Сказках Гофмана», зимою, Я был невольно потрясен И больно уязвлен толпою, Нарушившей чаруйный сон: Когда в конце второго акта Злодей Олимпию разбил, Олимпию,— как символ такта,— Чью душу Гофман полюбил, И Гофман закричал от муки (Ведь он мечту свою терял!) — Нежданные метнулись звуки: Вульгарно зал захохотал!.. Я побледнел. Мне больно стало И стыдно, стыдно за толпу: Она над драмой хохотала, Как над каким-то «ки-ка-пу»… И я не знал, куда мне деться От острой боли и стыда, И погрузился в интермеццо Пред пятым актом — навсегда.
См. также одноимённые страницы.