Собираясь в Афганистан, я не связывал ни напрямую, ни даже косвенно свой визит в эту страну с прошедшей войной. Я фотохудожник, цель моих странствий — привезти на родину материал для будущих выставок, а вовсе не документальные иллюстрации для политической публицистики. Но так уж получается, что любой, попавший сюда, да к тому же имеющий глаза, да увидит, а имеющий извилины в голове да задумается… И изложит на бумаге свои мысли.
И вновь продолжается бой?
Первый день моего пребывания здесь я провёл у бывшего боевого командира, а ныне начальника полиции. Хотя современная афганская полиция скорее похожа на воинские формирования, чем на обычную милицию в нашем понимании. На всех полицейских машинах — мини-грузовиках имеется крепление для пулемёта, и нередко оно не пустует, что я имел возможность наблюдать собственными глазами.
Командир и два его помощника — бывшие армейские офицеры — приняли меня хорошо: на севере страны к русским относятся дружелюбно. День моего «приезда» (если можно так выразиться, так как границу я переходил пешком) совпал с каким-то местным праздником. Меня пригласили к «столу» (афганцы едят сидя на полу, и еда располагается там же). Беседуя с «хозяином дома» я спросил: «Но ведь война давно закончилась?», имея в виду вывод советских войск. «Нет, — ответил командир, на секунду задумавшись, — война продолжается».
Один патрон на троих
«Кто с кем здесь воевал, за какую идею?» — думал я, бродя под палящим солнцем в горах Кабула. Многое тут осталось нетронутым с тех времён: боевые блиндажи на вершинах гор, остатки разорвавшихся мин. Даже гильзы от патронов и пули валяются под ногами, почти не проржавев, как будто боевые действия в этих местах закончились несколько месяцев назад.
Подобных «сувениров» я насобирал целую пригоршню, но афганская таможня в аэропорту Кабула отобрала у меня эту коллекцию.
Иногда я бродил в одиночестве, располагающем к раздумью, а бывало — встречался и даже пробовал разговаривать с людьми. Почти на всех склонах гор, обращённых к городу, расположены дома местных жителей. Так, в первый день по приезде в Кабул я познакомился, проходя средь хижин «горцев» с двумя местными мальчиками. Они вместе со мной карабкались по горным уступам, помогая собирать «трофей», но, не проявляя абсолютно никакого интереса к найденному. Даже когда один из них нашёл неиспользованный «душманский» патрон от автомата, ребята отнеслись к находке равнодушно, отдав её мне как обычную гильзу.
Пригласив иностранца в свою хибару, гостеприимные юные афганцы угостили меня чаем с традиционным угощением (большое блюдце, в нём множество отделений с орехами разных видов и конфетами — выбирай на вкус!). В небольшой однокомнатной постройке почти не было мебели, лишь в углу стояла тумбочка с давно не работающим телевизором и поломанным кассетным магнитофоном.
После трапезы, подарив мне одну из старых, теперь уже бесполезных кассет (магнитофон-то сломан), ребята проводили меня до «гостиницы». Когда мы проходили мимо полицейского поста, я на секунду остановился, достав из пакета боевой патрон, и спросил у новых знакомых: «Может быть, отдать его полиции?» Те с удивлением и даже испугом покачали головами: «Ни в коем случае!», наглядно изобразив при этом наручники, которые полиция наденет на меня в знак благодарности.
Вскоре мы были уже в номере мехмунсарая, где я жил. Сидевший на ресепшене косо посмотрел на гостей, но промолчал. Я подарил мальчишкам несколько крымских открыток, и мы попрощались, чтобы не гневить «хранителя отеля».
Новые жертвы старой войны
Второй раз «прошедшая» война напомнила о себе, когда прогуливаясь по городу, я забрёл на самую дальнюю окраину Кабула (хотя вообще-то район Котэ-Санги, где я жил, и так считался окраиной), где посреди чистого поля находилось здание, разрушенное талибами. Как мне объяснили, этот бывший дворец носил имя Дараламан Палас.
Подступы к зданию (точнее к тому, что от него осталось) были обтянуты колючей проволокой, но, обойдя с тыльной стороны, я обнаружил здесь военизированный пост, где в небольшом вагончике проживали двое охранников автоматчиков. Один из них спал наверху, второй же, узнав, что «я есть шурави», по афганской традиции пригласил меня в их скромное жилище и угостил чаем с кексами. Он даже знал четыре слова по-русски. «Как дела?» — это первые два. «Хорошо, п…о?» — ответил он за меня на свой же вопрос, вряд ли дословно понимая смысл сказанного. После трапезы он по моей просьбе проводил меня в здание, чтобы я осмотрел руины изнутри. А когда мы возвращались, спускаясь пол полуразрушенной лестнице, афганец, слушая маленькое радио на батарейках, после очередной сводки новостей сообщил мне «на пальцах»: «Двоих наших убили на юге (то есть тех, кто воюет против талибов на правительства. — Авт.). «Видимо прав был командир в Хайратане», — подумал я.
Юг — дело рискованное
В настоящее время все минные поля в окрестностях Кабула уже обезврежены, нет их и на Саланге. По пути в город Бамиан я видел из окна микроавтобуса, как работает бригада сапёров, расчищая от противопехотных мин горный участок. И в самом Бамиане местами ещё остались территории, выложенные по периметру бело-красными камнями, что означает «Осторожно, мины!».
Как-то раз я углубился по недосмотру метров на десять в такой меченый участок, но, вовремя спохватившись, вышел. Позднее я спрашивал у студентов-геологов, коих повстречал, бродя по безлюдным местам среди причудливых скал, разбросанных по окрестностям Бамиана: «А в этих местах остались неразминированные участки?» — «Никто не знает достоверно», — ответил один из них, немного знавший английский.
Заканчивая свой рассказ, скажу, что в полном объёме намеченного маршрута я не прошёл: планируя изначально объехать всю страну, побывал лишь в северной части. Все без исключения местные жители, у которых я интересовался насчёт поездки на юг, в один голос говорили: «Нельзя: талибы!» А на мой вопрос, что же будет, если я всё же пренебрегу разумными советами, отвечали: «Отрежут голову!» Другие же по этому поводу замечали: «Захватят и будут требовать выкуп». Таким образом, они меня убедили. Хотя главная причина была не в этом: отснятого мной на севере страны материала было вполне достаточно для одной фотовыставки.