Я себя не пощажу (Ильф и Петров)
| Я себя не пощажу |
| Опубл.: 1930. Источник: И. Ильф, Е. Петров. Собрание сочинений в пяти томах. Том 2. — М.: Гослитиздат, 1961. — С. 433-435; 551 (Б. Е. Галанов. Примечания). — 300000 экз. • Единственная прижизненная публикация: «Огонек», 1930, № 28. Подпись: Ф. Толстоевский. |
Юный техник Глобусятников безмерно тосковал.
«Все что-то делают, — думал он, сжимая в руке рейсфедер, — один я что-то ничего не делаю. Как это нехорошо! Как это несовременно!»
Положение действительно было напряженное.
Техник Сенека объявил себя мобилизованным до конца пятилетки.
Химик Иглецов ревностно участвовал в буксире.
Все знакомые, как говорится, перешли на новые рельсы, работали на новых началах. И этого Глобусятников, работавший на старых началах и рельсах, никак не мог понять.
— Ну, зачем вам, — спрашивал он Сенеку, — зачем вам было объявлять себя мобилизованным?
— У нас прорыв, — бодро отвечал Сенека, — это позор. Надо бороться. Какие могут быть разговоры, если прорыв?
Остальные отвечали в том же роде. И даже спрашивали Глобусятникова, что он лично делает для выполнения промфинплана.
На это юный техник ничего не отвечал, над промфинпланом он не задумывался.
А жизнь подносила все новые неожиданности.
Металлург Антизайцев премию от своего изобретения в размере ста пятидесяти рублей положил в сберкассу на свое имя и уже был отмечен в кооперативной прессе как примерный вкладчик-пайщик.
Уже и пожилой инженер Ангорский-Сибирский что-то изобрел, от чего-то отказался и также был отмечен в экономической прессе.
А Глобусятников все еще ничего не делал. Наконец его осенило.
— Файна, — сказал он жене, — с завтрашнего дня я перехожу на новые рельсы. Довольно мне отставать от темпов.
— Что это тебе даст? — спросила практичная жена.
— Не беспокойся. Все будет в порядке.
И на другой день юный техник явился в свое заводоуправление.
— С этой минуты объявляю себя мобилизованным, — заявил он.
— И прекрасно, — сказали на заводе. — Давно пора.
— Объявляю себя мобилизованным на борьбу с прорывом.
— И чудесно. Давно бы так.
— На борьбу с прорывом, — закончил юный Глобусятников, — на заводе «Атлет».
— Как? А мы-то что? У нас ведь прорыв тоже, слава богу, не маленький.
— Там больше, — сказал Глобусятников.
И начальство, пораженное стремлением техника помочь промышленности, отпустило его.
На заводе «Атлет» был больше не только прорыв. Было больше и жалованье.
— Видишь, Файнетта, — говорил Глобусятников жене. — Все можно сочетать: жалованье и общественное лицо. Надо это только делать с уменьем. Вот у нас бюджет и увеличился на пятьдесят семь рублей с копейками. Да уж бог с ними, с этими копейками, зачем их считать? Я человек не мелочный.
Через месяц Файна-Файнетта сказала:
— Котик, жизнь безумно дорожает!
— Объявляю себя мобилизованным, — сразу ответил техник. — Мне шурин говорил, что я дурак. На заводе «Атлет» мне платят двести девяносто рублей, в то время как на «Котловане» мне легко дадут триста сорок.
То же самое объявил Глобусятников заводоуправлению «Атлета», умолчав, конечно, о разнице в окладах.
— Объявляю себя… — кричал он. — Там прорыв… Я не могу отставать от темпов.
Техника пришлось отпустить.
И уже ничего не тревожило борца с прорывами.
— Что мне, — говорит он, — химик Иглецов! Подумаешь, участвует в буксире. Я больше сделал. Если нужно будет, я себя не пожалею, не пощажу. Если понадобится, даже жену мобилизую. Она, кстати, довольно прилично печатает на машинке. Самоуком дошла. А вы мне тычете инженера Ступенского! Еще неизвестно, кто больше сделал для блага. Может, я больше сделал! И даже наверно больше!..