20 месяцев в действующей армии (1877—1878). Том 2 (Крестовский 1879)/68/ДО

Материал из Викитеки — свободной библиотеки

[258]

LXVIII
Взятіе перваго гребня Зеленыхъ горъ и жизнь въ траншеяхъ
Скобелевскій бивуакъ. — Взятіе перваго гребня Зеленыхъ горъ 28-го октября. — Жизнь Скобелева въ траншеѣ. — Отраженіе имъ атаки турокъ въ ночь на 30-е октября. — Уцѣлѣвшій секретъ. — Жизнь въ траншеяхъ. — Невскій проспектъ, Большая Морская и „Belle-vue“. — Отношенія Скобелева къ солдатамъ. — Случаи изъ траншейной жизни. — Заложеніе новыхъ траншей. — Цѣль занятія перваго гребня.
Боготъ, 31-го октября.

Лагерь 16-й пѣхотной дивизіи, которою нынѣ командуетъ генералъ-лейтенантъ Скобелевъ 2-й, представляетъ собою цѣлый городокъ, съ правильно разбитыми кварталами, площадками, продольными и поперечными улицами. 14-го октября полки этой дивизіи, занявшіе позицію противъ Кришинскихъ высотъ, немедленно же приступили къ устройству землянокъ, по одной на каждыхъ 8—10 человѣкъ, гдѣ можно съ наибольшимъ въ военные дни удобствомъ существовать во время осеннихъ непогодъ и зимняго холода. Каждая землянка отопляется особою печуркою, вырытою въ землѣ, съ дымовымъ проводомъ, который выходитъ наружу, въ видѣ неболыиой глиняной трубы. Землянки покрыты хворостомъ, поверхъ котораго наложены ряды кукурузныхъ стеблей, и все это засыпано сверху достаточно толстымъ слоемъ земли. Каждое такое жилище изобильно снабжено внутри свѣжею соломою, служащею для людей вмѣсто постели; свѣтъ проникаетъ сквозь входную дверь, которая на ночь заслоняется особымъ щитомъ, сплетеннымъ изъ кукурузы.

Но прежде устройства бивуака, начальство 16-й пѣхотной дивизіи озаботилось надлежащимъ укрѣпленіемъ своей боевой позиціи, и когда это наиважнѣйшее дѣло было исполнено, тогда, конечно, выступила на первый планъ забота объ удобствахъ солдата. По окончаніи солдатскихъ землянокъ, [259]приступили къ вырытію офицерскихъ помѣщеній и затѣмъ командирскихъ. Замѣчательнѣе всего, что вся сложная работа по возведенію укрѣпленій и устройству дивизьонныхъ бивуаковъ была исполнена въ трое сутокъ, такъ что къ вечеру 18-го числа во всемъ районѣ расположенія 16-й дивизіи оставались только два холщевыхъ намета: въ одномъ помѣщалась столовая генерала Скобелева, съ которымъ ежедневно раздѣляютъ его скромный обѣдъ всѣ лица его штаба, иногда командиры бригадъ и полковъ дивизіи, а также и постороннія лица, пріѣзжающія съ какими-либо порученіями или же просто въ гости къ радушному генералу; другой шатеръ принадлежитъ тоже М. Д. Скобелеву, служа для него и спальней, и кабинетомъ. Не ранѣе, какъ по совершенномъ окончаніи устройства лагеря, генералъ позволилъ себѣ подумать о своихъ личныхъ удобствахъ: онъ былъ послѣднимъ человѣкомъ въ 16-й дивизіи, которому была вырыта послѣдняя землянка. Командиры полковъ озаботились, между прочимъ, и объ устройствѣ офицерскихъ столовыхъ, помѣщающихея въ довольно просторныхъ залахъ-землянкахъ. Такимъ образомъ «Скобелевскій бивуакъ» оказался вполнѣ приспособленнымъ къ продолжительной зимней стоянкѣ. При этомъ ничто не было забыто: и близость хорошихъ источниковъ для питья и водопоя, и устройство особыхъ ретирадныхъ мѣстъ, и особыя помѣщенія для лазарета, для кухонь, для скотобойни, и проч. Вслѣдствіе этого на всемъ бивуакѣ замѣчается рѣдкая и необыкновенная въ военное время чистота и опрятность, воздухъ постоянно чистъ, люди всегда имѣютъ горячую пищу, спятъ въ теплѣ и на свѣжей соломенной подстилкѣ — словомъ сказать, здѣсь заботливо соединены всѣ, какія лишь были возможны, условія для сохраненія бодрости, силъ и здоровья людей, и нѣтъ сомнѣнія, что санитарное состояніе 16-й дивизіи должно дать самые отрадные результаты.

Но недолго отрядъ генерала Скобелева пользовался на своемъ бивуакѣ боевымъ затишьемъ.

День 28-го октября съ утра былъ созершенно ясенъ и тепелъ, но около полудня надъ землею началъ сгущаться сильный туманъ, заволокшій вскорѣ всю окрестность до такой степени, что въ двадцати шагахъ съ трудомъ можно было различать движущіеся предметы. Къ пяти часамъ дня туманъ сгустился [260]еще болѣе, но дождя не было и даже не морозило. Такое состояніе атмосферы какъ нельзя болѣе благопріятствуетъ всякаго рода внезаннымъ нападеніямъ — и имъ рѣшено было воспользоваться.

Генералъ Скобелевъ вызвалъ изъ 3-й роты 9-го стрѣлковаго батальона охотниковъ, которые явились въ числѣ 70-ти человѣкъ, и начальство надъ ними вручилъ той же роты подпоручику Тарасенкову. Затѣмъ велѣно было тотчасъ же снарядиться къ бою: двумъ сотнямъ 9-го донскаго (полковника Нагибина) полка, 61-му пѣхотному Владимірскому полку, 9-му стрѣлковому батальону, 1-й и 2-й стрѣлковымъ ротамъ 117-го пѣхотнаго Ярославскаго полка, тремъ ротамъ 3-го сапернаго батальона и четыремъ скорострѣльнымъ орудіямъ (картечницамъ). Общее начальство надъ этимъ отрядомъ было отдано адъютанту генерала Тотлебена, полковнику Мельницкому. Цѣлью предстоявшаго дѣла была атака перваго гребня Зеленыхъ горъ. Въ случаѣ успѣха, надлежало немедленно же окопатіся въ турецкихъ ложементахъ, дабы прочно удержать за собою взятую съ боя позицію.

Въ началѣ шестаго часа по полудни, охотники, благословясь, тихо вышли изъ лагеря, незамѣтно подкрались къ передовымъ ложементамъ противника и съ разстоянія не болѣе какъ въ 40—50 шаговъ внезапно атаковали ихъ безъ выстрѣла. «Ура» грянуло лишь въ тотъ моментъ, когда молодцы стрѣлки взбѣжали уже на насыпь. Турки не успѣли и опомниться, какъ около 80-ти ихъ товарищей уже лежали въ траншеѣ, пронзенные нашими штыками. Остальные въ крайнемъ безпорядкѣ бѣжали въ слѣдующій рядъ ложементовъ, изъ которыхъ, по обыкновенію, полился свинцовый дождь на занятые нами окопы. Пока охотники поддерживали перестрѣлку, подошедшія части отряда, при помощи саперовъ, тотчасъ же занялись земляною работою, обращая къ сторонѣ непріятеля фронтъ отбитыхъ укрѣпленій. Загудѣли орудія, но турецкій огонь, благодаря туману, былъ почти безвреденъ. Частая перестрѣлка не прерывалась ни на минуту. Къ 10-ти часамъ вечера тумамъ разсѣялся. Послѣ этого спустя часъ, турки, въ количествѣ нѣсколькихъ таборовъ, выступили изъ своихъ окоповъ и повели было атаку, съ цѣлью выбить охотниковъ изъ занятаго ими ложемента. Но нѣсколько дружныхъ [261]отчетливыхъ залповъ, данныхъ нѣкоторыми частями нашего отряда, тотчасъ же и съ большимъ урономъ отразили нападающихъ, послѣ чего изъ турецкихъ окоповъ опять началась перестрѣлка, которая длилась всю ночь, не умолкая. Охотники удерживали свою позицію до двухъ часовъ ночи, когда были смѣнены другою, свѣжею частію. Между тѣмъ въ теченіи всего этого времени, подъ ружейнымъ и артиллерійскимъ огнемъ противника, на нашей новой позиціи шла усиленная земляная работа, благодаря которой къ разсвѣту 29-го числа саперы и владимірцы соорудили уже вдоль всего гребня длииную и достаточно просторную траншею, глубиною въ полный ростъ человѣка, и устроили въ ней приступки (банкеты) для стрѣлковъ, а также и ямки для укрытія людей и патроновъ. Къ этому же времени траншея была вооружена нѣсколькими скорострѣльными пушками (картечницами), которыя доставили ей не только фронтальную, но и прекрасную фланговую оборону. Общая потеря наша въ этомъ дѣлѣ не превышаетъ 80 человѣкъ, изъ которыхъ 64 раненыхъ. Въ числѣ послѣднихъ находится и подпоручикъ Тарасенковъ, раненый пулею въ ухо. Къ сожалѣнію, мы лишились замѣчательно храбраго офицера въ лицѣ командира 3-й роты 9-го стрѣлковаго батальона, штабсъ-капитана Домбровскаго, который, идя въ атаку впереди своей роты, былъ убитъ пулею наповалъ. Генералъ Скобелевъ очень сожалѣетъ объ этой потерѣ.

Въ теченіи днл 29-го числа отрядъ нашъ продолжалъ усиливать свои окопы и преимущественно озаботился объ устройствѣ для себя болѣе удобныхъ и безопасныхъ сообщеній съ тыломъ. Турки весь день поддерживали почти безвредную ружейную перестрѣлку, а снаряды ихъ большею частію ложились далеко позади, не только залетая иногда въ районъ лагернаго расположенія 16-й дивизіи, но даже и перелетая за него. Вообще, для нашего передоваго отряда дѣйствіе турецкихъ снарядовъ до сихъ поръ оставалось совершенно безвреднымъ.

Новая позиція наша, очевидно, весьма стѣсняетъ турокъ, поэтому въ ночь съ 29-го на 30-е октября они рѣшились сдѣлать попытку нечаяннаго нападенія, чтобы отбить у насъ свои бывшіе ложементы. Намѣреніе это было не трудно предвидѣть еще съ самаго начала, потому что постоянно имѣть [262]непріятеля, что́ называется, «у себя на носу», въ какихъ нибудь двухстахъ-пятидесяти шагахъ — во всякомъ случаѣ невыносимо. Генералъ Скобелевъ, имѣя въ виду вѣроятностъ подобной атаки, съ разу же принялъ на такой случай всѣ надлежащія мѣры. Съ этой цѣлью онъ самъ безотлучно поселился въ передовой траншеѣ, вмѣстѣ съ начальникомъ своего штаба, капитаномъ Куропаткинымъ. Солдаты вырыли для генерала небольшую ямку, въ уровень со дномъ траншеи, и поставили тамъ санитарныя носилки, служащія ему постелью. Чуть только ничинается болѣе оживленная перестрѣлка, Скобелевъ выходитъ изъ своей ямки и начинаетъ прохаживаться по траншеѣ, не сгибая спины, такъ что часть его головы постоянно виднѣется надъ верхнимъ уровнемъ насыпи; во время подобныхъ прогулокъ, онъ невозмутимо спокойнымъ, ровнымъ голосомъ и всегда яснымъ взглядомъ ободряетъ стрѣлковъ, наблюдая, чтобы они цѣлили вѣрнѣе и не выпускали зря патроновъ. На всякій случай генералъ распорядился, чтобы значительно впереди траншеи залегъ особый секретъ, съ цѣлью слѣдить денно и нощно за всѣмъ, что́ дѣлается у противника. Одинъ изъ людей этого секрета и предупредилъ заблаговременно генерала, что турки, кажись, сбираются ударить на насъ врасплохъ, для чего у нихъ въ траншеяхъ собрано уже отъ пяти до семи таборовъ. Въ совершенной тишинѣ весь нашъ передовой отрядъ былъ поднятъ на ноги. Не смотря на полныя потемки осенней полночи, порядокъ у насъ въ траншеяхъ балъ замѣчательный, образцовый. Приказанія и распоряженія, передаваемыя почти шопотомъ, принимались къ исполненію быстро и безъ малѣйшей суеты; людямъ велѣно приготовиться, осмотрѣть оружіе и внимательно выжидать условнаго знака. Настала мертвая тишина. Впереди ничего еще не было видно, когда послышался издали какой-то неопредѣленный, слабый шумъ, который съ каждою секундой все приближался и приближался: то былъ глухой звукъ легкихъ, сдержанныхъ и какъ бы крадущихся шаговъ, напоминающій шумъ движенія цѣлой отары овецъ. Идутъ.... Вотъ, шагахъ во ста впереди чуть-чуть обрисовалась какая-то темная, приникшая къ землѣ масса, она движется и, кажись, ползетъ… Вотъ эта масса приблизилась на шестьдесятъ шаговъ, какъ вдругъ въ это самое мгновеніе въ нашей траншеѣ [263]рѣзко раздается условный свистокъ: разомъ сверкнула во всю длину бруствера полоса молніи и какъ одинъ выстрѣлъ грянулъ громадный, оглушительный залпъ. Въ подступавшей темной массѣ раздались отчаянные вопли испуга, крики боли, стоны страданія… Она заколебалась и повернула назадъ. Вторичный залпъ ударилъ въ тылъ бѣжавшаго противника. Новые вопли раздались въ темнотѣ и къ нимъ присоединились теперь какія-то проклятія, брань и энергическіе крики, очевидно начальниковъ, старавшихся остановить общее бѣгство. Это имъ, наконецъ, удалось. Отбѣжавъ на значительное разстояніе, турки залегли и открыли лихорадочно-горячую, какъ бы судорожную перестрѣлку. Огонь ихъ былъ частъ, но неровенъ и безпорядоченъ. Судя по этому огню, можно было заключить, что нашъ неожиданный залпъ произвелъ сильное нравственное впечатлѣніе. Прошло по крайней мѣрѣ полчаса прежде чѣмъ огонь противника принялъ болѣе спокойное, равномѣрное теченіе, хотя выстрѣлы, по обыкновенію, были часты на подобіе барабанной дроби; но самая правильность этой дроби уже доказывала, что турки успѣли опомниться, придти въ себя и прибѣгнуть къ своей всегдашней системѣ обливанія безцѣльнымъ дождемъ свинца, который шлепался въ брустверъ, либо пролеталъ высоко надъ головами защитниковъ траншеи. Все это дѣло продолжалось около часа. Ровно въ часъ по полуночи данъ былъ нашъ первый убійственный залпъ, а безъ нѣсколькихъ минутъ въ два съ турецкой стороны протрубили въ рожокъ «отступленіе». Генералъ Скобелевъ, зная по опыту, что за этимъ сигналомъ нерѣдко слѣдуетъ у турокъ новая атака, думалъ, что и теперь они прибѣгаютъ къ той же хитрости, а потому приказалъ своимъ приготовиться къ дружной и достойной встрѣчѣ. Но противнику на этотъ разъ, какъ видно, было уже не до хитростей: употребивъ цѣлый часъ на безполезную въ потьмахъ перестрѣлку, поражаемые не рѣдко съ задней своей позиціи осколками своихъ же собственныхъ гранатъ, которыя теперь лопались большею частію значительно впереди нашей траншеи, турки послѣ сигнала тотчасъ же поспѣшили удалиться подъ прикрытіе своихъ ложементовъ. Когда все утихло, къ генералу Скобелеву явился начальникъ секрета, унтеръ-офицеръ 9-го стрѣлковаго батальона, и доложилъ, что въ секретѣ все [264]благополучно, ни убитыхъ, ни раненыхъ нѣтъ. Генералъ не безъ удивленія встрѣтилъ этого унтеръ-офицера и сердечно обрадовался, когда услышалъ принесенную имъ вѣсть, такъ какъ секретъ, заложенный въ самомъ близкомъ разстояніи отъ турецкихъ ложементовъ, можно было считать почти навѣрное погибшимъ. Онъ, можно сказать, заранѣе обрекался на необходимую жертву. Между тѣмъ оказалось, что турки даже и не замѣтили его, хотя два раза проходили совсѣмъ-таки мимо: при наступленіи и при отступленіи. Секретъ все время лежалъ, притаившись въ своей засадѣ, и все видѣлъ, все слышалъ… Наша потеря въ эту ночь не превысила сорока человѣкъ, вообще выбывшихъ изъ строя, что́ вмѣстѣ съ убылыми предшествовавшаго дѣла равняется 120, изъ коихъ 26 убитыхъ.

Утромъ 30-го числа наша траншея приняла уже вполнѣ благоустроенный видъ. Гребень насыпи былъ плотно коронованъ мѣшками, набитыми пескомъ; въ узенькихъ ложбинахъ между этими мѣшками лежали обращенныя къ непріятелю ружья, съ соотвѣтственно поставленными прицѣлами, за чѣмъ внимательно наблюдалъ самъ генералъ Скобелевъ, неоднократно подходившій къ солдатамъ для личной повѣрки прицѣловъ и внушенія молодымъ людямъ разныхъ сноровокъ въ вѣрной прицѣлкѣ и стрѣльбѣ по противнику, въ его закрытіяхъ. Въ этотъ день батальоны Владимірскаго полка, сплошь занимавшіе траншеи, были смѣнены 64 пѣхотнымъ Казанскимъ полкомъ, а въ резервѣ сталъ 63-й пѣхотный Угличскій полкъ. Люди, еще за сутки ранѣе, были разсчитаны на смѣны, причемъ очередные стояли на своихъ мѣстахъ у приступковъ, а остальнке дремали, сидя на тѣхъ же приступкахъ, или лежали во рву траншеи; на случай ночной тревоги, унтеръ-офицерамъ велѣно было отнюдь не будить людей разомъ, а постепенно и осторожно, въ избѣжаніе шума, суеты и суматохи; каждому солдату заранѣе было твердо указано его мѣсто въ траншейномъ бою; каждый зналъ, гдѣ лежатъ запасные патроны его отдѣленія; назначены были очереди для отправленія за водою, и на обѣдъ въ деревню Брестовецъ; перевязочный пунктъ помѣщенъ въ безопасномъ мѣстѣ на ловчинскомъ шоссе; однимъ словомъ, все заблаговременно было обдумано, разсчитано и приспособлено, сообразно съ данными обстоятельствами. Явилась умѣстною даже [265]и своего рода шутка, а именно: въ боковой и въ главной траншеяхъ поставлены были два небольшіе столбика, съ прибитыми къ нимъ дощечками, на которыхъ солдатики сдѣлали углемъ надписи — на столбикѣ главной трапшеи значилось: «Невскій проспектъ», а у входа въ боковую — «Большая Морская», такъ что офицеры — защитники нашей позиціи, неоднократно предлагаютъ теперь пріѣзжающимъ ординарцамъ и посѣтителямъ: «не угодно ли, молъ, прогуляться по Большой Морской или по Невскому проспекту? Не угодно ли подняться на открытый балконъ гостинницы «Belle-vue» (такъ называется у нихъ центральное мѣсто на гребнѣ насыпи), отсюда, молъ, прекрасно видны турецкіе ложементы и даже красныя фески». И все это совершается подъ непрерывными ружейными выстрѣлали турокъ. Въ настоящее время мы отчасти помѣнялись съ ними ролями: защитники плевненскихъ позицій рѣдко отвѣчаютъ на нашъ артиллерійскій огонь, а мы, въ свою очередь, воздерживаемся отвѣчать имъ на Зеленой горѣ ружейными выстрѣлами. Здѣсь солдатамъ положительно воспрещено стрѣлять безъ толку, въ отвѣтъ на шальныя пули; люди наши могутъ посылать выстрѣлы не иначе, какъ по приказанію своихъ отдѣленныхъ офицеровъ, а эти послѣдніе отдаютъ подобное приказаніе только въ такихъ случаяхъ, если въ какомъ-либо мѣстѣ турецкихъ ложементовъ замѣчается особенное скопленіе людей или учащенный огонь; но всегда и при всѣхъ условіяхъ у генерала Скобелева неуклонно наблюдается, чтобы заряды не пускались на вѣтеръ: «стрѣляй рѣже, да мѣтче» — это неизмѣнное правило, военный законъ «бѣлаго генерала». Замѣчательно отношеніе М. Д. Скобелева къ солдатамъ: никогда ни малѣйшей вспыльчивости, ни малѣйшаго возвышенія голоса, ни малѣйшей брани или рѣзкости; подойдетъ, посмотритъ человѣку въ глаза, спроситъ о чемъ нибудь, поговоритъ или научитъ какой-либо сноровкѣ, обласкаетъ добрымъ словомъ и отходитъ далѣе, а солдатъ ободренъ, да и не одинъ онъ, а вмѣстѣ съ нимъ ободрено все отдѣленіе, слышавшее бесѣду «бѣлаго генерала» съ ихъ товарищемъ. Главное условіе его отношеній къ солдату — величайшая простота и искренность. Генералъ Скобелевъ, ежеминутно подставляя свой лобъ подъ пули, не скрываетъ отъ солдата, что и для него самого [266]иногда «тоже боязно», да ничего не подѣлаешь, потому что позади еще хуже, еще страшнѣе, а впереди, дастъ Богъ, полегче будетъ. И солдатъ, видя его постоянно въ огнѣ, въ передовой цѣпи, нерѣдко даже совершенно безоружнаго, — какъ напримѣръ, 28-го октября, когда онъ былъ безъ сабли, — пріучается любить и безусловно вѣрить въ начальника, раздѣляющаго съ нимъ всѣ солдатскія нужды и невзгоды. Скобелевъ не даромъ переселился въ траншею; двое сутокъ онъ прожилъ подъ открытымъ небомъ, въямкѣ, гдѣ все преимущество его заключалось только въ санитарныхъ носилкахъ; солдаты видѣли, что онъ здѣсь же, въ своей кавказской буркѣ, вмѣстѣ съ ними, подъ пулями и гранатами, всегда ясный, спокойный, дѣятельный, ходитъ, гуляетъ, работаетъ вмѣстѣ съ Куропаткинымъ надъ «планта̀ми» (надъ картой), ѣстъ то же, что̀ и они ѣдятъ, спитъ менѣе прочихъ и еще говоритъ, что ему «тоже боязно». Толъко 31-го октября солдаты могли накинуть древесный плетень на его ямку и сдѣлать изъ нея жалкое подобіе землянки: «все же суше будетъ, да авось-либо и пуля не такъ скоро достанетъ… Коли мы не позаботимся, онъ, какъ дитё, самъ о себѣ не подумаетъ». Но солдаты «подумали» еще и болѣе этого: позади его ямки они устроили небольшую траншейку, и въ ней помѣстился особый небольшой караулъ личныхъ охранителей генерала Скобелева — мѣра, дѣйствительно, на всякій случай вполнѣ необходимая. Рядомъ съ М. Д. Скобелевымъ помѣщаются капитанъ Куропаткинъ, ординарцы и корреспондентъ «Новаго Времени» г. Немировичъ-Данченко, безотлучно находящійся въ траншеѣ. Тутъ они всѣ и спятъ, и ѣдятъ, и чай пьютъ, и гуляютъ по «Невскому проспекту». Только огонь зажигать по ночамъ неудобно: разъ было генералу понадобилось справиться о чемъ-то по картѣ; онъ попросилъ зажечь фонарь, но только что усѣлся за работу, какъ турки открыли такой огонь на свѣтъ, что въ избѣжаніе напрасныхъ потерь пришлось погасить фонарь и до разсвѣта отказаться отъ работы. Вслѣдствіе неоднократныхъ опытовъ, кончавшихся усиленнымъ турецкимъ огнемъ, у насъ теперь въ траншеяхъ не только не разводятъ костровъ, но даже и папиросы закуриваютъ «съ опаской». Бываютъ и такіе случаи: замѣчаетъ однажды генералъ Скобелевъ, что въ траншею начали вдругъ падать пули, одна за [267]другою, но падаютъ какъ-то странно, какъ будто откуда то сверху. Въ недоумѣніи, что̀ могло бы это значить, окружающіе генерала начинаютъ присматриваться — туда, сюда — и что̀ же вдругъ оказывается? — Какой-то смѣльчакъ турокъ взобрался на дерево и изъ-за густыхъ вѣтвей его шлетъ намъ пулю за пулей. — «Кто, братцы, хочетъ ссадить его?» обратился генералъ къ ближайшимъ солдатамъ. Охотникъ, конечно, тотчасъ же нашелся, прицѣлился, и — убитый наповалъ турокъ грохнулся съ вѣтви на землю. Послѣ этого случая, солдаты внимательно наблюдаютъ не только непріятельскія траншеи, но и деревья, такъ какъ уловка убитаго смѣльчака не осталась безъ подражанія. Холодныя, сырыя ночи особенно тяжки людямъ: дрогнутъ безъ огня и все время спятъ, что̀ называется, въ полглаза. Непріятельскій огонь не прекращается ни днемъ, ни ночью. Въ самой траншеѣ, относительно говоря, еще довольно безопасно: но резервы терпятъ: шальныя турецкія пули, перелетая черезъ брустверъ, падаютъ на склонъ занятой нами возвышенности и нерѣдко ложатся въ то мѣсто, гдѣ залегаютъ резервы. Общая убыль убитыми и ранеными въ траншеѣ не превышаетъ четырехъ, пяти человѣкъ, а резервъ теряетъ ихъ отъ 10-ти до 15-ти; 30-го же числа потеря его дошла даже до сорока человѣкъ. Въ особенности опасны смѣна частей въ траншеѣ и экспедиція за водою. Въ эту послѣднюю люди обыкновенно отправляются небольшими партіями, отъ 6 до 12 солдатъ, или около того, и на открытомъ проходѣ, шаговъ въ полтораста, турецкія пули очень ихъ безпокоятъ. 29-го октября, напримѣръ, два человѣка, изъ числа шедшихъ за водою, поплатились одинъ раною, другой — жизнію на мѣстѣ. Но наибольшею опастностію отличается мѣсто спуска въ лощину, на противномъ краѣ которой залегаютъ наши резервы: здѣсь поминутно поютъ и шлепаются турецкія пули.

29-го числа, днемъ, саперный унтеръ-офицеръ Курочкинъ, взявъ съ собою двухъ-трехъ товарищей, вышелъ изъ траншеи, перебѣжалъ пространство впереди около пятидесяти шаговъ, взобрался на одиночное дерево, хорошенько высмотрѣлъ оттуда мѣсто, лежащее между нашими и турецкими окопами, и соскочивъ на землю, намѣтилъ колышками направленіе новаго ложемента. Все это было совершено подъ непрерывными выстрѣлами турокъ. [268]

Вечеромъ, въ девять часовъ, генералъ Скобелевъ отрядилъ часть людей для заложенія новой траншеи, по направленію намѣченному днемъ, и для вырубки нѣсколькихъ большихъ деревьевъ, изъ которыхъ предназначено было устроить особую засѣку. Люди въ полной тишинѣ приступили къ земляной работѣ, которая пошла очень успѣшно, но стукъ топоровъ о древесные стволы привлекъ на себя вниманіе турокъ, которые разомъ всполошились и открыли жестокій огонь. Не желая рисковать потерею людей изъ-за работы, не имѣвшей особенно существеннаго значенія, генералъ приказалъ прекратить рубку; траншея же была-таки выведена на протяженіи болѣе пятидесяти шаговъ. Турки пытались сдѣлать вылазку, но были прогнаны въ ложементы нашими залпами. Началась опять обычная перестрѣлка, не прекращавшаяся въ теченіи всей ночи. Занятіе перваго гребня Зеленой горы свело насъ съ противникомъ на ближайшее разстояніе, вслѣдствіе чего обѣ стороны находятся постоянно въ самомъ напряженномъ состояніи, и не мудрено: жизнь каждаго человѣка ежеминутно виситъ, что̀ называется, на волоскѣ, а при этомъ нервное напряженіе, естественно, должно быть весьма значительно. Упорство пяти турецкихъ атакъ 31-го августа наглядно показало намъ, въ какой мѣрѣ Османъ-паша дорожитъ именно этою позиціею[1] и потому съ нашей стороны было вполнѣ естественно стремленіе отнять именно то, что́ по какимъ бы то ни было причинамъ дорого противнику. Для насъ это было тѣмъ болѣе важно, что съ занятіемъ перваго гребня Зеленой горы отрядъ генерала Скобелева значительно сблизился съ отрядомъ генералъ-маіора Бремзена, который, еще 12-го октября, удачно занявъ Трнинскія высоты, находился до сихъ поръ въ нѣсколько уединенномъ положеніи, такъ какъ могъ считать обезпеченнымъ только свой лѣвый фланіъ (послѣ занятія нами Дольняго Дубняка); теперь же Скобелевскій отрядъ достаточно обезпечиваетъ и правый его флангъ.


Примѣчанія[править]

  1. Кстати. Изъ разсказовъ плѣнныхъ нынѣ стало намъ извѣстно, что Османъ-паша поставилъ въ тылу своей атаковавшей пѣхоты два кавалерійскіе полка и батарею, которымъ было строго приказано стрѣлять картечью и рубить каждаго турка, который осмѣлится бѣжать. Съ помощію этой суровой мѣры, редуты, взятые Скобелевымъ, были наконецъ отбиты.