ПАЛЕОНТОЛОГИЯ ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ (paléontologie linguistique), лингвистическая дисциплина, ставящая своей задачей — по данным языка реконструировать древнейшие, исторически не засвидетельствованные периоды жизни говорящего на нем народа. П. л. мыслится, т. о., как посредствующее звено между языковедением и науками, изучающими древнейшие эпохи жизни человека или по материальным остаткам (археология) или по пережиткам, сохранившимся в быту и жизненном укладе ныне существующих народов (этнография). Мысль о подобной возможности использования данных языка как памятника древнейшей жизни народов встречается уже у нек-рых мыслителей 17—18 вв., но лишь после закрепления в языкознании сравнительно-историч. метода в первой половине 19 в. ряд ученых выступает с попытками построения П. л. (самый этот термин вводится в 1859 франко-швейцарским ученым Пикте). Но, ограничивая свой кругозор лишь одной группой языков индоевропейских, рассматривая при этом единство этой группы как изначальное, искони существующее, ошибочно отождествляя единство языковое с единством кровным, биологическим, П. л. с самого начала становится на неверный путь, приводящий ее в тупик.
На протяжении 19 и в начале 20 веков П. л. пытается связать реконструированные факты индо-европейского праязыка (см.) с теми или иными данными археологических исследований, не приуроченными ни к какому определенному языку или группе языков. Но уже опыты первых палеонтологов показали, что существующие методы реконструкции первоначального запаса слов и первоначальных их значений не дают иных результатов, кроме установления связей между исторически засвидетельствованными формами этих слов (см. Этимология); попытки же вывести из наличия тех или иных слов указания на определенную географическую среду или на определенный тип материальной культуры — всегда лишены объективной основы; еще более произвольными являются попытки установить по данным языка какие-либо антропологич. черты его носителей. Обратно, при отсутствии памятников языка, приурочивание тех или иных памятников материальной культуры к известному языку или группе языков всегда остается недоказуемым; слова не могут дать достаточно конкретных указаний на вид и форму обозначаемых в них предметов, называя чаще всего предметы обобщенно; к этому следует добавить закон функциональной семантики, благодаря к-рому слово-название легко переносится на предметы самого разнообразного вида, формы и материала, при наличии у них общей социальной функции (см. Семасиология). Абсолютно произвольными являются попытки заключать от антропологич. данных (формы черепа, роста и т. п.) к характеру языка, объявлять известные группы языков достоянием определенных антропологич. рас. Ибо всюду, где все три области названных явлений — язык, материальная культура и антропологич. раса — доступны одновременно наблюдению, факты подтверждают следующие соотношения:
1) Между языком и антропологич. расой не существует никакой постоянной, обязательной связи. Это соотношение с особенной убедительностью прослеживается на любой из современных наций, говорящих на одном языке, но являющих огромную пестроту антропологич. данных. «Не существует германской расы», пишет знаменитый американский ученый Ф. Боас; «существуют лишь местные типы, очень отличные друг от друга. Житель Восточной Германии ближе к своему польскому соседу, чем к жителю Фрисландии; тиролец обнаруживает больше сходства со славянином Вост. Альп, чем с немцем Севера; прирейнский житель — со своим французским соседом, чем с немцем более отдаленных областей». Те же соотношения между языком и расой наблюдаются и в древнейшие историч. эпохи, куда проникает взор исследователя; люди разных рас говорят на одном языке, люди одной расы говорят на разных языках. Таким образом, данные антропологии не содержат никаких указаний, к-рые мог бы использовать исследователь языка.
2) Соотношения иного характера раскрываются между языком и памятниками материальной культуры. Непосредственной связи между формами языка и формами утвари и оружия, разумеется, установить нельзя; но здесь все же возможно установить связь опосредствованную. Действительно, памятники материальной культуры указывают на определенный этап развития производства и тем самым на определенные формы общественных отношений; с другой стороны, семантич. сторона лексики и грамматич. форм языка указывает на определенную стадию развития мышления и тем самым опять-таки на определенные формы общественных отношений. Таким образом, становится возможной увязка этих двух линий исследования; но она возможна лишь в плане типологических обобщений, ибо одни и те же явления семантики вскрываются в самых различных исторически сложившихся группах языков, как одни и те же памятники материальной культуры повторяются у разных народов. Другими словами, изучение памятников материальной культуры и пережитков языка может быть объединено в построении лингвистич. палеонтологии лишь при условии разрушения средостения, воздвигнутого генеалогической классификацией (см. Генеалогическая классификация языков) между отдельными «семьями» языков, лишь при условии изучения общих явлений в исторически сложившемся многообразии языков. Именно на этот путь и встала лингвистическая палеонтология в СССР в трудах акад. Марра (см.).
В то время как на Западе одна часть языковедов, осознав порочность старых методов, объявляет построение лингвистической палеонтологии вообще неосуществимым, а другая — упорствует в безнадежных поисках «пранарода», «прародины» и «пракультуры» индо-европейцев, акад. Марр доказал, что углубление в древнейшие периоды жизни человечества, засвидетельствованные в памятниках материальной культуры, путем анализа одних индо-европейских языков вообще неосуществимо, ибо сами языки эти представляют собой лишь позднейшую трансформацию качественно иного материала. Путем выдвинутого им метода палеонтологич. анализа акад. Марр показывает повторяемость одних и тех же звуковых элементов во всех языках, а тем самым — невозможность отнесения подобных элементов лишь к определенной системе языков, невозможность «фетишизации отдельных звуков», придания им «статически неподвижной значимости» (см. Марр, Место грузинского [языка] в мировой истории созидания и развития языка, 1930, на грузинском языке). Тем самым граница исторически сложившихся систем языков теряет свое значение в построении П. л.; предметом исследования оказываются вскрываемые во всех языках как звеньях единого языкотворческого процесса пережиточные состояния мышления (см. Стадия), и переход от языков позднейших структур к языкам архаическим оказывается не менее естественным и закономерным, чем тот переход от римского рода к ирокезскому, о к-ром говорит Энгельс (см. Марр, Право собственности по сигнализации языка…, Избранные работы, том III, 1934). Так учение о единстве языкотворческого процесса выводит из тупика лингвистич. палеонтологию, вскрывая несостоятельность тех рамок отдельной системы языков, внутри к-рых ее тщетно старалось построить индо-европейское языкознание.
Лит.: Обзор ранних этапов развития П. л. дан в книге: Schrader О., Sprachvergleichung und Urgeschichte, 3 Aufl., Jena, 1907 (рус. пер.: Шрадер О., Сравнительное языковедение и первобытная история, СПБ, 1886). Критические замечания о современном положении вопроса на Западе: Schlauch M., Qu’est-ce qu’un aryen?, «Les cahiers de contre-enseignement prolétarien», P., 1937, mai, № 21; Mapp H. Я., Избранные работы, т. I—V, Л., 1933—37 (см. «Палеонтология», «Палеонтологический анализ»); Мещанинов И. И., Новое учение о языке, [Л.], 1936.