Война и мир (Сологуб)/Картина четырнадцатая
Картина четырнадцатая
Николай (грустно улыбаясь). Да, княжна, недавно, кажется, а сколько воды утекло с тех пор, как мы с вами в первый раз виделись в Богучарове. Как мы все казались в несчастии, а я бы дорого дал, чтобы воротить это время… да не воротишь.
Кн. Марья (пристально глядя ему в глаза). Да, да. Но вам нечего жалеть прошедшего, граф. Как я понимаю вашу жизнь, теперь вы всегда с наслаждением будете вспоминать ее, потому что самоотвержение, которым вы живете теперь…
Николай (поспешно). Я не принимаю ваших похвал. Напротив, я беспрестанно себя упрекаю… Но это совсем неинтересный и невеселый разговор.
Кн. Марья. Я думала, что вы позволите мне сказать вам это. Мы так сблизились с вами… и с вашим семейством, и я думала, что вы не почтете неуместным мое участие, но я ошиблась. Я не знаю, почему, вы прежде были другой и…
Николай. Есть тысячи причин почему. Благодарю вас, княжна. Иногда тяжело.
Кн. Марья (невольно подвигаясь к нему). Почему же, граф, почему? Почему, скажите мне. Вы должны сказать. Я не знаю, граф, вашего почему. Но мне тяжело, мне… Я признаюсь вам в этом. Вы за что-то хотите лишить меня прежней дружбы. И мне это больно. У меня так мало было счастья в жизни, что мне тяжела всякая потеря… Извините меня, прощайте. (Вдруг заплакала и вышла из комнаты.)
Николай (стараясь остановить ее). Княжна, постойте, ради Бога. Княжна… (Она оглянулась; несколько секунд они молча смотрели друг другу в глаза.) Милая Мари…
Наташа (в черном платье, бледная). Я рада, рада за тебя, Мари. (Обнимает княжну Марью и плачет.)
Официант. Граф Петр Кириллович Безухов.
Кн. Марья. Проси.
Кн. Марья (быстро встала ему навстречу и протянула руку). Да, вот как мы с вами встречаемся. Андрей в последнее время часто говорил про вас. Я так была рада, узнав о вашем спасенье. Это было единственное радостное известие, которое мы получили с давнего времени.
Пьер. Вы можете себе представить, что я ничего не знал про него. Я считал его убитым. Все, что я узнал, я узнал от других, через третьи руки. Я знаю только, что он попал к Ростовым… Какая судьба…
Кн. Марья. Вы не узнаете разве? Наташа.
Пьер (взглянул еще раз на бледное, тонкое, с черными глазами и странным ртом лицо Наташи. Смущенно подошел к ней). Нет, это так, от неожиданности.
Кн. Марья. Она приехала гостить ко мне. Граф и графиня будут на днях. Графиня в ужасном положении. Смерть Пети потрясла ее. Но Наташе самой нужно было видеть доктора. Ее насильно отослали со мной.
Пьер (Наташе). Да, есть ли семья без своего героя? Вы знаете, что это было в тот самый день, как нас освободили. Я видел Петю тогда уже убитым. Какой был прелестный мальчик. Что можно сказать или подумать в утешенье? Ничего. Зачем было умирать такому славному, полному жизни мальчику?
Кн. Марья. Да, в наше время трудно жить было бы без веры…
Пьер. Да, да. Вот это истинная правда.
Наташа (внимательно глядя в глаза Пьеру). Отчего?
Кн. Марья. Как отчего? Одна мысль о том, что ждет там…
Пьер. И оттого, что только тот человек, который верит в то, что есть Бог, управляющий нами, может перенести такую потерю, как ее и… ваша. Скажите, как умер князь Андрей?
Кн. Марья. Он умер спокойно, примиренный, со словами о Боге…
Пьер. Да, да, так, так… Да, да, так он успокоился? Смягчился? Он так всеми силами души всегда искал одного — быть вполне хорошим, что он не мог бояться смерти. Недостатки, которые были в нем,- если они были, — происходили не от него. Так он смягчился? (Наташе). Какое счастье, что он свиделся с вами…
Наташа (тихим, грудным голосом). Да, это было счастье, для меня, наверное, это было счастье. И он… он… он говорил, что он ждал этого в ту минуту, как я пришла к нему… (Голос ее оборвался. Она покраснела, сжала руки на коленках и вдруг, видимо, сделав усилие над собой, подняла голову и быстро начала говорить.) Мы ничего не знали, когда ехали из Москвы. Я не смела спросить про него. И вдруг Соня сказала мне, что он с нами. Я ничего не думала, не могла представить себе, в каком он положении, мне только надо было видеть его, быть с ним. На всех отдыхах и ночлегах я не отходила от него. Он простил меня.
Кн. Марья. Пожалуйста, посидите. Я велю дать ужин. Она сейчас придет. Это в первый раз она так говорила о нем.
Кн. Марья. Вы пьете водку, граф? Расскажите же про себя. Про вас рассказывают такие невероятные чудеса.
Пьер. Да. Мне самому даже рассказывают про такие чудеса, каких я и во сне не видел. Марья Абрамовна приглашала меня к себе и все рассказала мне, что со мной случилось или должно было случиться. Степан Степаныч тоже научил меня, как мне надо рассказывать. Вообще я заметил, что быть интересным человеком очень покойно; я теперь интересный человек: меня зовут и мне рассказывают.
Кн. Марья. Нам рассказывали, что вы в Москве потеряли два миллиона. Правда это?
Пьер. А я стал втрое богаче. Что я выиграл несомненно, так это свободу…
Кн. Марья. А вы строитесь?
Пьер. Да, Савельич велит.
Кн. Марья. Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве?
Пьер. Нет. Я узнал это в Орле, и вы можете себе вообразить, как меня это поразило. Мы не были примерные супруги. Но смерть эта меня страшно поразила. Когда два человека ссорятся, всегда оба виноваты. И своя вина вдруг делается страшно тяжела перед человеком, которого уже нет больше. И потом, такая смерть… без друзей, без утешения. Мне очень, очень жаль ее.
Кн. Марья. Да, вот вы опять холостяк и жених. Но вы точно видели и говорили с Наполеоном, как нам рассказывали?
Пьер. Ни разу, никогда. Всегда всем кажется, что быть в плену — значит быть в гостях у Наполеона. Я не только не видел его, но и не слыхал о нем. Я был в гораздо худшем обществе.
Наташа. Но ведь правда, что вы остались, чтобы убить Наполеона? Я тогда догадалась, когда мы вас встретили у Сухаревой башни; помните?
Пьер. Да, это правда. Я остался, думал, что Москву будут защищать. Кафтан купил. Ходил на Трехгорную заставу. А потом стало видно, что Москву оставят без сражения. Я почувствовал, что должен остаться в Москве, скрывая свое имя, встретить Наполеона и убить его.
Кн. Марья. Но зачем?
Пьер. Чтобы или самому погибнуть, или прекратить несчастье всей Европы. Я тогда думал, что это несчастье происходит от одного Наполеона. Я ушел из своего дома, спал не раздеваясь на жестком диване.
Кн. Марья. Убить человека…
Пьер. Я был тогда в раздражении, близком к помешательству. Эта грубая пища у Герасима, водка, почти бессонные ночи, все это поддерживало во мне раздраженье. Но когда я поговорил с капитаном Рамбалем… он, знаете, остановился в том доме, где я был… он был такой веселый и добродушный человек… я почувствовал, что не смогу. Боролся против своей слабости, но чувствовал, что все мысли о мщении, об убийстве, о самопожертвовании разлетелись как прах.
Кн. Марья. Слава Богу.
Пьер. Но я все-таки пошел. От Рамбаля я узнал, что Наполеон должен въехать в Москву 3 сентября. Я поздно встал. Взял пистолет.
Кн. Марья. Но как же вы несли пистолет? Конечно, спрятали.
Пьер. Да, но он был такой большой… Ни за поясом, ни под мышкой, даже под широким кафтаном трудно было спрятать. Ну, я подумал, все равно, возьму кинжал.
Кн. Марья. Откуда у вас был кинжал?
Пьер. Я купил его вместе с пистолетом у Сухаревой башни. Спрятал под жилет. Пошел на Арбат, к Николе Явленному. Я здесь хотел сделать это. Но по дороге были большие пожары. Французы грабили. Это было ужасное зрелище: дети брошены, некоторые в огне… При мне вытащили ребенка… Женщины, с которых стаскивали вещи, вырывали серьги… (Покраснел и замялся.) Тут приехал разъезд и всех тех, которые не грабили, всех мужчин забрали. И меня.
Наташа. Вы, верно, не все рассказываете; вы, верно, сделали что-нибудь… хорошее.
Пьер. Нас всех отвели на гауптвахту. Я узнал на другой день, что нас всех будут судить за поджигательство. На третий день нас водили на допрос. Потом нас отвели на Крымский Брод. Нас всего было четырнадцать. Посадили в каретный сарай. Мы там пробыли до восьмого сентября. 8 сентября нас повели на Девичье поле. Ну, тут пятерых расстреляли. Нас, других, привели только присутствовать при казни. Я это понял только тогда, когда все кончилось.
Наташа. Это было ужасно, эти минуты, которые вы пережили.
Пьер. Вечером мне объявили, что я прощен и поступаю в бараки военнопленных. Тут я познакомился с одним солдатом. Платоном Каратаевым. Нет, вы не можете понять, чему я научился у этого безграмотного человека-дурачка.
Наташа. Нет, нет, говорите. Он где же?
Пьер. Его убили, почти при мне, во время отступления. Он ослабел от болезни, не мог идти, и его пристрелили. Говорят: несчастия, страдания. Да ежели бы сейчас, сию минуту мне сказали: хочешь оставаться, чем был до плена, или сначала пережить все это, — ради Бога, еще раз плен и лошадиное мясо. Мы думаем, что как нас выкинет из привычной дорожки, все пропало, а тут только начинается новое, хорошее. Пока есть жизнь, есть и счастье. Впереди много, много. Это я вам говорю.
Наташа. Да, да, и я ничего бы не желала, как только пережить все сначала. Да, и больше ничего.
Пьер. Неправда, неправда, я не виноват, что я жив и хочу жить; и вы тоже.
Кн. Марья. Что ты, Наташа?
Наташа. Ничего, ничего. Прощайте, пора спать. (Уходит.)
Кн. Марья. Так вы завтра едете в Петербург?
Пьер. Нет, я не еду. Да, нет, в Петербург? Завтра, только я не прощаюсь. Я зайду за комиссиями. Да, я и хотел сказать вам. Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не этого, не хочу, не могу… (Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.) Ну вот… (Видимо сделав над собой усилие, чтобы говорить связно.) Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь, но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? (Помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.) Милая княжна…
Кн. Марья. Я думаю о том, что вы мне сказали. Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить о любви… Говорить ей теперь… нельзя все-таки.
Пьер. Но что мне делать?
Кн. Марья. Поручите это мне. Я знаю…
Пьер (смотря в глаза княжне Марье). Ну, ну…
Кн. Марья. Я знаю, что она любит… полюбит вас.
Пьер (вскочив и с испуганным лицом схватив за руку княжну Марью). Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?..
Кн. Марья (улыбаясь). Да, думаю. Напишите родителям и поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
Пьер (целуя руку княжны Марьи). Нет, этого не может быть… Как я счастлив… Нет, не может быть…
Кн. Марья. Вы поезжайте в Петербург, это будет лучше. А я напишу вам.
Пьер. В Петербург? Ехать? Да, хорошо, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
Кн. Марья. Прощайте, граф. Я буду очень ждать вас. (Провожает до двери Пьера.)
Наташа (входя). Знаешь, Мари, я часто боюсь, что мы говорим об Андрее, как будто мы боимся унизить наше чувство и забываем.
Кн. Марья. Разве можно забыть?
Наташа. Мне так хорошо было нынче вспомнить, и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, я уверена, что он точно любил его.
Кн. Марья. Пьер? О, да… Какой он прекрасный…
Наташа. Знаешь, Мари, он сделался какой-то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? Морально из бани. Правда?
Кн. Марья. Да. Он много выиграл.
Наташа. И сюртук коротенький, и стриженые волосы; точно, ну что из бани… папа, бывало…
Кн. Марья. Я понимаю, что Андре никого так не любил, как его.
Наташа. Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож, ничем.
Кн. Марья. Да, и чудесный. И он тебя любит.
Наташа. Он сказал? Да? Он сказал?
Кн. Марья (с грустным и несколько строгим лицом). Да, он сказал, что любит тебя так, что без тебя не может себе представить жизни, что он всегда любил тебя.
Наташа (вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала). Мари, научи, что мне делать: я боюсь быть другой. Что ты скажешь, то я и буду делать, научи меня…
Кн. Марья. Ты любишь его?
Наташа (тихо). Да.
Кн. Марья. Об чем же ты плачешь? Я счастлива за тебя.
Наташа. Это будет не скоро, когда-нибудь. Ты подумай, какое счастье, когда я буду его женой, а ты выйдешь за Николая.
Кн. Марья. Я буду так любить его… Я посвящу ему всю мою жизнь. Это будет такое счастье и такая радость. Такое счастье для меня, в моей жизни было так мало радости… Все наши испытания пройдут, забудутся, — любовь и правда останутся навеки.
<1912>