Перейти к содержанию

ЕЭБЕ/Гомилетика

Материал из Викитеки — свободной библиотеки

Гомилетика (דדוש‎, «derusch",(»derascha" — поучение, проповедь; «darschan», דדשן‎, множ. чис. «darschanim» = проповедник) — теория духовного красноречия, дающая указания относительно способа составления и произнесения проповедей. Таково обычное значение слова Г., но в предлежащей статье речь не об этой теории, которой не было или почти не существовало у евреев, а о предмете самой теории. Хотя постановления относительно публичного богослужения относятся еще к наиболее ранней эпохе истории израильского народа, эти постановления ограничивались, однако, ритуалом жертвоприношений и функциями священников и левитов. До возвращения из Вавилонского пленения нет даже намека на проповедь как на составную часть богослужения. Второзаконие, правда, повелевает, чтобы Тора читалась перед народом в конце каждых семи лет, в праздники Кущей, «когда весь Израиль придет явиться пред лице Господа Бога» (Второзак., 31, 11), ввиду чего талмудическая традиция приписывает введение религиозной проповеди самому Моисею (Sifra, Emor, ХVII; Мегил., 32а); однако нет сомнения, что проповедь и духовная беседа составляют продукт позднейшей еврейской религиозной жизни. В Библии находим наибольшее приближение к проповеди в деятельности пророков. Но последние не были официальными проповедниками в каком бы то ни было смысле этого слова и не произносили своих речей во время богослужения или в местах, назначенных для богослужения, а говорили их по наитию духа тогда и там, где они чувствовали, что обстоятельства делают это необходимым. Некоторые их пророчества были несомненно произнесены в субботу или в праздничные дни (ср. Ис., 1, 10—17; 58), но не в качестве составной части публичного богослужения в храме; «наби» находился чаще в оппозиции к профессиональным представителям религии, чем в согласии с ними. Вопреки этому все же остается верным, что пророк был предтечей проповедника и что речи пророков хотя и не были официальным религиозным установлением, представляют наиболее ранние поучения. Действительного начала толкования Библии в целях проповеди по субботам, праздникам и в других случаях, когда народ собирался для совершения религиозных церемоний, следует искать в установленном Эзрой обычае читать отрывки Торы при богослужении и толковать или парафразировать эти отрывки на разговорном языке (Нехемия, 8, 1—9; 9, 3). Такой перевод или парафраз назывался Таргумом, и из него развился обычай проповеди в синагоге, обычай, который, по всей вероятности, существовал уже в четвертом в. до Р. Хр. (Zunz, G. V., 330). Флавий («Прот. Апиона», II, 17) говорит об этом как об очень древнем обычае (ср. Деян. Ап., XV, 21). Филон упоминает о нем как о важной составной части публичного богослужения (De Septennario, VI; Quod omnis probus liber, XII), а в сохранившемся у Евсевия отрывке (Praeparatio Evangelica, VIII, 7, 12—13) тот же автор сообщает, что римские евреи собирались по субботам в синагогах, где их наставляли в философии их предков (Legatio ad Caium, XXII). «Учение в синагогах» упоминается в Новом Завете настолько часто, что заставляет предполагать, что проповедь сделалась в то время общим явлением среди евреев (ср. Матф., IV, 23; Марк, I, 21, VI, 2; Лука, IV, 15, VI, 6, XIII, 10; Иоанн, VI, 59, ХVIII, 20; Деян. Ап., XIII, 42, XV, 21). Двое глав синедриона в 1 веке до Р. Хр., Шемая и Абталион, получили название «darschanim» («проповедники»; Пес., 70б). Название «darschan» первоначально применялось несомненно к толкователю закона, а потом также к учителю галахи, но с течением времени название это потеряло свое первоначальное значение и стало означать проповедника как такового, обращающегося ко всему народу и наставляющего его в вопросах религии и морали, ободряющего его в дни печали, последовавшие за разрушением храма, и толкующего тексты Писания не с целью дать их галахическое объяснение, а с тем, чтобы использовать их в качестве основы агадической легенды и назидательного поучения; отсюда термины «darasch» и «darschan» также для обозначения аллегоризации Писания (Хаг., II, 1; Сота, 49а; Beresch. r., V, 2; ср. «Doresche Reschumoth»; см. Мехилта и Аллегория). — С разрушением храма и прекращением жертвоприношений составными частями богослужения остались только молитва и проповедь. Все выдающиеся законоучители наставляли и ободряли народ, стекавшийся их слушать. Проповеди р. Меира по пятницам вечером и по субботам в послеобеденное время привлекали массу слушателей (Wajikra r., IX, 9; Иер. Сота, I, 16д). Проповеди произносились либо в синагоге, либо в школе; проповедники выступали не только в общественных, но и в частных собраниях, как, напр., на свадьбах и похоронах (Бер., 6б; Шабб., 153а; Моэд К., 25б; Мег., 6а; Кет., 8б; Нед., 51а), при расставании ученого с семейством, гостеприимством которого он пользовался (M. K., 9а), или при рукоположении ученого (Санг., 14а). Толкователи закона обращались обычно к собранию верующих через интерпрета, носившего название «meturgeman» или «amora» (Пес., 50б; Хаг., 14а; Мег., 23б, 24а, М. К., 21а; Кет., 8б; Сота, 37б; Санг., 7б). Толкователи эти не всегда, по-видимому, пользовались благорасположением, как можно заключить из толкования текста «Лучше слушать обличения мудрого, нежели слушать песни глупых» (Экклезиаст, 7, 5). Мидраш (Kohel. rab.) говорит по поводу этого стиха: «Лучше слушать обличения мудрого» — это даршаним, проповедники, — «нежели слушать песни глупых» — это метургеманы, интерпреты, которые произносят свои слова, громко напевая, дабы их слышало все собрание". Проповеди, произнесенные законоучителями талмудического периода, встречаются в Талмуде и особенно в так назыв. «мидрашитских сборниках». Насколько мы имеем право судить по сохранившимся остаткам проповедей, можно прийти к заключению, что был, по-видимому, выработан определенный шаблон подобных проповедей. Проповедь состояла из трех частей: 1) начала, или введения («peticha»); 2) толкования текста («derusch») и 3) заключения. Проповедник начинал цитированием стиха из какой-нибудь библейской книги, кроме Пятикнижия, толковал его затем посредством иллюстрации или параболы и постепенно связывал этот стих со своим текстом. Такое соединение вводного стиха с текстом называлось «charuz» («нанизывание»). Вот пример. Проповедуя на текст «И Авраам был стар» (Быт., 24,1), проповедник сначала приводит стих «Венец славы — седина; она находится на пути праведности» (Притч., 16, 31) и продолжает иллюстрацию этого стиха следующим рассказом: "Р. Меир однажды прибыл в Мимлу и, заметив, что у всех жителей этой местности черные волосы (т. е. что там не было стариков), спросил их: "Не потомки ли вы Эли? — Как написано: «Все потомство твое умрет в годы мужества». Они ответили: «Равви, молись за нас»; на это он им сказал: «Идите и совершайте добрые дела, и вы станете достойны старости». На чем основывал он свое утверждение? На словах «Венец славы — седина». — A как получить этот венец? — «На пути добрых дел». Α кто может служить тебе примером? — Авраам, ο котором сказано: «Он заповедает своим детям соблюдать пути Господа, творить добрые дела и правосудие»; поэтому он был найден достойным достичь старости, как написано: «И Авраам был стар и в летах преклонных» (Beresch r. LIX, 1). Приведя таким образом слушателей к тексту, проповедник толковал его и вытекающие из него идеи посредством параболы, рассказа, басни, аллегории или других извлечений из Библии. Мидраш полон такими толкованиями, из которых приводим один пример. Р. Хана произносит проповедь на текст «И отдал Авраам все, что было у него, Исааку. А сыновьям наложниц, которые были у Авраама, роздал Авраам подарки» (Быт., 25, 5—6). Проповедник говорит: "Авраам дал Исааку не благословения, а подарки. Это — подобно царю, имевшему прекрасный сад, уход за которым поручил садовнику. В саду росли два дерева, ветви которых сплелись вместе; одно из этих деревьев было полно соком жизни, а другое — ядом смерти. Садовник подумал: «Если буду поливать дерево, дающее сок жизни, то и другое дерево будет также произрастать, если же не стану поливать дерева несущего в себе яд смерти, то засохнет и хорошее дерево». Но после некоторого размышления он сказал: «Я исполню свой долг садовника и буду поливать оба дерева; а затем пусть собственник сада поступит, как ему угодно». — Так рассуждал и Авраам. Он сказал: «Если благословлю Исаака, то дети Исмаила и Кетуры должны быть также включены в благословение, хотя они этого не заслуживают, а если не благословлю детей Исмаила и Кетуры, то я не могу благословить также Исаака». После некоторого размышления он продолжал: «Я ведь только смертный человек; сегодня я здесь, а завтра буду в могиле. Я могу только исполнить свой долг. Дам подарки всем своим детям: все остальное зависит от Бога, который сделает в Своем мире то, что благоугодно Его святой воле». После того как умер наш праотец Авраам, Бог Сам явился Исааку и благословил его, как написано: «По смерти Авраама Бог благословил Исаака, сына его» (Beresch. rab., LXL 6). — Последняя часть проповеди состояла из краткого повторения идей, извлеченных из текста; проповедник кончал молитвенным славословием, обыкновенно каддишем. — Обширные гомилетические сборники на еврейском яз. (Мидраши) были составлены в эпоху гаонов, т. е. между шестым и десятым веками. В продолжение этих веков были составлены Midrasch Rabbah, Pesikta de-Rab Kahana, Midrasch Tanchuma. Targum Jeruschalmi и Tanna debe Eliahu Jalkut Schimeoni был составлен в одиннадцатом веке. [J. E., VI, 654].

3.

Гомилетика в Средние века и новейшее время. В послегаонейский период мидрашитский метод толкования Св. Писания получил новое развитие; к богатым памятникам древней таннаитской и аморайтской экзегетики, как они сохранились в Талмуде и специальных мидрашитских сборниках, примкнули позднейшие толкования, изложенные в новых компиляциях, и в 11 в. на почве мидрашитской литературы развилась новая, претендующая на самостоятельность экзегетика, по своему направлению и обильной массе материала, впрочем, тесно связанная с названной литературой. Толкователи этого направления получили название «даршанов»; первый представитель их был Моисей га-Даршан (ок. середины 11 века в Нарбонне), «Jesod» которого известен исключительно из цитат других авторов; Моисей, вероятно, занимал должность проповедника в общине (ср. А. Гейгер, Neta Naamanim, немецкая часть), ибо слово דרשן‎ обозначает человека, исполняющего должность проповедника, как חזן‎ означает человека, исполняющего должность кантора, а не человека, обладающего способностью или склонностью к проповедованию. Другим представителем гомилетического метода был Тобий бен-Элиезер в начале 12 в. в Касторе (Болгария), автор «Lekach Tob». Их последователями были: Меир, ученик Тобия, в Касторе (его комментарий «Or Enajim» приводится у Ибн-Эзры), и Менахем б.-Шалом в Риме, который в 1139 году составил «Sechel Tob», компиляцию к Пятикнижию (от I, 15 до II, 18) с объяснениями. Впрочем, проповеди этих даршанов состояли не столько в ясном истолковании библейского текста, сколько в нанизывании цитат из древних Мидрашим; и только испанские проповедники 13 в., напр. Яков Антоли и Нахманид, и в 15 в. Ниссим Геронди в «дерашах» стараются дать разъяснение текста. Даршаны особенно процветали в период 15—18 вв. у сефардов — в Испании, Португалии, Италии, на Востоке, в Сев. Африке, Голландии и Англии. Многостороннее образование испанских евреев, их стремление к изучению светских наук и литератур способствовали развитию Г. в их среде. Сохранившиеся проповеди Шем-Тоба б.-Иосиф и Исаака Арамы показывают, что в Испании проповедь стояла выше, чем в других странах, не только по гомилетической форме, но и по содержанию. Этим преимуществом пользовались проповедники испанского происхождения и в колониях, которые евреи после изгнания из Испании образовали в Голландии и на Востоке. Итальянская проповедь, которая всецело находилась под испанским влиянием, также свидетельствует ο развитом вкусе; в Италии подражали лучшим испанским образцам, как видно из ряда сборников поучений лучших итальянских проповедников. Тут, как там, проповеди произносились на туземном языке, хотя издавались потом на еврейском языке, дабы стать доступными и евреям других стран. Некоторые сборники проповедей обнародованы на испанском и португальском яз.; существуют сборники и на арабском языке. Развитию дераши у сефардских евреев немало содействовали отсутствие лишних пиутов в молитвах и упрощенная литургия. С течением времени поучения проповедника стали потребностью для народа, все жаждали послушать слово Божие; отсутствие проповеди оставляло у молящихся чувство неудовлетворенности, и всеми мерами старались найти путь к удовлетворению этой потребности. Когда во время эпидемии в Ферраре синагога была закрыта, раввин Цагалон проповедовал из окна своего дома. Проповедники пользовались всеобщим уважением, и были выработаны известные постановления для урегулирования их социального положения; так, никто не имел права сместить проповедника с должности даже для замещения ее более способным лицом (ср. Leket ha-Kemach Моисея Хагиза, 108); никому не позволялось заменять его, когда ему по какой-либо причине не было возможно функционировать (ср. Massаt Mosche, Jore Dea, § 11). Проповеди произносились преимущественно по субботам и праздникам. Большею частью дераша происходила при утреннем богослужении после чтения Торы или при вечернем богослужении. Но произносились проповеди и по будням; так, напр., в амстердамской ашкеназской общине раввин имел обыкновение проповедовать по воскресеньям и четвергам (ср. Or ha-Chajim); местом для произнесения дераши была синагога; но произносились проповеди и за ее пределами при разных случаях: при обрезании, при выкупе первенцев, при обряде бар-мицва, при венчании (ср. Massаt Mosche, l. с.). Надгробные речи обыкновенно произносились на кладбище; в случае же кончины выдающегося члена общины — также в синагоге или школе. Сефардские проповеди имели определенную форму. Они обыкновенно начинались с библейского стиха («маамар») и какого-нибудь талмудического текста («носе гадеруш»); затем следовали введение и сама дераша, которая состояла из массы стихов Св. Писания и цитат Талмуда и Мидраша, причем каждая последующая цитата служила объяснением предыдущей, а заключительная — объяснением текстов, легших в основание проповеди. Дераша оканчивалась пожеланием искупления народу; позднейшие даршаны заканчивали свою речь словами: «Да придет Избавитель Сиону и да будет на то воля (Бога)». Что касается содержания проповеди испанско-португальских евреев, то оно большею частью носило философский характер в соответствии со всей их умственно-духовной деятельностью, которая имела философское направление. Некоторые из сефардских даршанов увлеклись этим направлением и перешли границу в философствовании, так что вызвали протест со стороны религиозно настроенной части еврейского населения. Вот что пишет по этому поводу Хаиш бен-Муса своему сыну Иуде ок. середины 15 в.: «Выступающие ныне проповедники поднимаются к кивоту, чтобы проповедовать раньше прочтения Торы; но большая часть их проповедей состоит из логических силлогизмов и из изречений философов; у них на устах такие имена, как Аристотель, Александр (Афродисийский), Платон, Ибн-Рошд и Птолемей, и они тщательно избегают имен Абаии и Рабы; Тора лежит на аналое и, как оскорбленная жена, ждет, чтобы ее муж вернулся из дома наложницы и удостоил ее своего взгляда; но он не обращает на нее внимания; и после всего этого читается молитва кадиш» (Kayserling, Bibl. jüd. Kanzelredner; Homilet. Beilage, 34). Наиболее выдающиеся проповедники сефардов в ту эпоху были: Исаак Абоаб, Авраам Бибаго и Исаак Арама (15 в.), и другие, а позже Исаак Узиел, Манассе бен-Израиль, Иошуа Хизкия де Сильва и др. (Амстердам, сефардская община 17 века). — Из еврейских проповедников в Италии следует отметить: Иуду Москато, Самуила Иуду Каценелленбогена, Иуду Леона ди Модена, Азарию Фиго. — И в первой половине 18 в. было еще много раввинов, проповедовавших по-испански; таковы: Авраам Ицхаки и Израиль Алгази в Иерусалиме, Илия Коген в Смирне, Давид и Исаак Нието в Лондоне, Исаак Абендана, Белинфанте и многие другие в Амстердаме, Авраам Исаак Кастелло в Ливорно. — В Германии и Франции проповедь не составляла столь необходимой составной части субботнего богослужения, как у сефардов. В духовном развитии французско-немецких евреев, как известно, получило перевес стремление к педантическому исполнению церемониала и в связи с этим к изучению и исследованию религиозных постановлений; поэтому количество ученых, которые старались усвоить Г., было весьма ограничено, вследствие чего проповеднические функции перешли к непризванным, проповедь упала в глазах публики, так что в конце концов она почти исчезла из синагог (Zunz, Gott. Vortr., 430 sqq). Лишь трижды в год раввины читали поучения: в «великую субботу» (перед Пасхой), в «субботу покаяния» (между Новым Годом и днем покаяния) и в Иом-Киппур; проповеди в первых двух случаях касались преимущественно галахи, а третья была уже чисто агадического характера, на тему о грехе и покаянии. Сильно содействовали умалению значения проповеди у французско-немецких и русско-польских евреев, с одной стороны, обилие пиутов, чрезмерно удлинявших службу, а с другой — возраставшее господство пилпулистического метода изучения Талмуда. Правда, сложная аргументация, характеризующая этот метод, способствовала изощрению ума, но вместе с тем развивала его крайне односторонне, уничтожая у раввинов и их учеников всякий интерес к другим институтам еврейства. Вместо проповедей общинных раввинов в синагогах лишь случайно раздавались речи странствующих проповедников, «маггидов» (מגידים‎) и «мохихим» (מוכיחים‎), обличителей, по большей части из Польши. — В начале 18 века все крупные немецкие общины стали приглашать специальных проповедников, и проповедническая деятельность начала пользоваться почетом в германских и русско-польских общинах, так что наиболее выдающиеся раввины считали за честь, когда им разрешалось произносить дерашу в том городе, где они гостили; известно, что Иом-Тоб Липман Геллер импонировал тем, что ему, как гостю, разрешили произносить проповедь в Брест-Литовске; и тут также существовали известные постановления для ограждения чести проповедников, напр. решение Брестского съезда четырех стран от 1623 г. ο том, что без разрешения функционирующего даршана община не вправе поручать другому произносить проповедь (НаAssif, 1894). — Крупнейшими проповедниками эпохи являются Яков Мелин га-Леви (Магарил), Меир из Люблина, Иом-Тоб Липман Геллер, Давид Оппенгейм, Ионатан Эйбеншюц, Яков Эмден, Элиезер Флеккелес и Яков из Дубно; последний, известный под именем «дер Дубнер Магид», славился как талантливый проповедник на жаргоне; не меньшей славой пользуются хасидские проповедники, известные большей частью под именем «магид», напр. магиды межерицкий, козинецкий, Элимелех из Ляденска, Авраам Подольскер, Гирш из Вадислава, Соломон Луцкер, Исаак из Дробича и мн. др., дераша которых вращается исключительно в каббалистической области. В общем же проповедь той эпохи была не назидательным религиозно-нравственным поучением, а лишь более или менее замысловатым объяснением текстов. Проповедник прилагал все усилия к тому, чтобы удивить слушателей каким-нибудь новым толкованием, и чем неожиданнее казалась эта «новинка» (חדוש‎), чем поразительнее было «остроумие» (חדיפות‎) проповедника, тем выше ценилась проповедь. От пилпулистического метода и проповедь получила пилпулистическую манеру: как при изучении Талмуда главное внимание обращалось не на объяснение Мишны и Гемары, а на согласование кажущихся противоречий в комментариях и суперкомментариях, так и в проповеди главным предметом являлось не объяснение Св. Писания, а толкование трудного Мидраша. Даже в тех случаях, когда проповедь занимается объяснением Писания, она носит отпечаток вырождения. Во главе проповеди помещены трудные, противоречащие друг другу стихи Св. Писания, и разными придирчивыми вопросами их трудность и необъяснимость еще усиливаются. Для устранения трудностей привлекаются новые цитаты, в связи с которыми возникают новые вопросы, и, таким образом, от нагроможденных непонятностей перед слушателями воздвигается целое здание. Для снесения этого искусственного сооружения проповедник приводит уподобление (машал), в котором всегда фигурируют одни и те же типы из скудного житейского опыта проповедника; полученное таким образом объяснение, к величайшему изумлению слушателей, дает ответ на все вопросы, к которым помещенные во главе стихи подали повод. — В таком плачевном состоянии находилась проповедь в то время, когда Мендельсон поставил себе целью обновление еврейства. Одна из важнейших заслуг Мендельсона состоит в том, что он вернул немецким евреям язык и вместе с этим способность понимать законы красоты и библейскую поэзию, а также стремление к знанию и науке вообще. Что этот переворот, который обнаружился в школе, в еврейском доме и обществе, не мог остаться без влияния на проповедь, тем понятнее, что сам Мендельсон выступил с личным примером; им были написаны первые проповеди на немецком языке, которые были произнесены в берлинской синагоге раввином Давидом Гиршелем Френкелем по поводу заключения Губертусбургского мира, завершившего Семилетнюю войну (1763). — Проповедь на немецком яз. получает окончательно право гражданства в синагогальном богослужении лишь с 1808 г., впервые в Дессау (И. Вольф), затем в Касселе (И. Якобсон), в Берлине, в частной синагоге (Ауэрбах, Клей и Гинсберг), и в Гамбурге (Клей и Соломон). Постепенно проповедь на отечественном языке завоевывает себе прочное место повсюду, где живут евреи. Если несколько столетий тому назад ввиду крайнего удлинения богослужения не оставалось времени для проповеди и потому ее переносили на предвечернюю молитву (минха), то теперь, наоборот, центром богослужения является проповедь, число же пиутов по возможности сокращено. — 19 в. дал ряд выдающихся евр. проповедников; отметим Мангеймера и Иеллинека в Вене, Гейгера, Гольдгейма и Закса в Берлине, М. Иоэля в Бреславле, Швабахера в Одессе, Л. Филиппсона и др. Синагогальная проповедь в Германии долго следовала протестантским образцам по форме и плану. Проповедь обыкновенно начиналась с введения к подлежащему тексту, затем следовала речь, состоявшая обычно из трех частей и заканчивавшаяся призывом к молящимся, который иногда являлся откликом на современные условия. А. Иеллинек своим удачным пользованием старыми мидрашами положил начало новому направлению в еврейской проповеди; ему удалось наглядно показать, каким богатым материалом современному проповеднику могут служить сборники Мидрашей. Прием Иеллинека составляет отличительную особенность еврейской проповеди, которому ныне все чаще следуют проповедники. — Во всех ныне существующих в Европе и Америке еврейских богословских семинариях созданы специальные кафедры по Г. В берлинской Hochschule ее занимает раввин З. Майбаум, в бреславльской семинарии Саул Горовиц, в Вене — А. Шварц, в Будапеште — В. Бахер, в Нью-Йорке — Иосиф М. Ашер, в Цинциннати (Hebrew Union College) — Давид Филиппсон. Появляющиеся в печати в большом количестве сборники проповедей служат лучшим доказательством того, какое видное место проповедь занимает в еврейской жизни. Она ныне составляет главную обязанность просвещенного раввина, заняв место прежних его судейских обязанностей. — Ср. D. Philippson, в Jew. Encyclop. VI, 454; Zunz, G. V.; L. Philippson. Die Rhetorik und jüdische Homiletik, 1890; Maybаum, Jüdische Homiletik, 1890; S. Bäck, Die jüd. Prediger vom 13 bis 18 Jahrh., 1895; его же, Die Darschanim vom 15 bis Ende des 18 Jahrhund., в Jüdische Litteratur, Winter u. Wünsche, II, 609—696; M. Kayserling, Predigt, ib., III, 772—824; его же, Bibliothek jüdischer Kanzelredner, введение; M. Joseph, About Preaching, в J. Q. R., III, 120—145; M. Levin, в Jahrbuch für Jüd. Gesch. u. Literat, VI, 104—119, 1903.

А. Драбкин.9.