Евпраксия (Веневитинов)

Материал из Викитеки — свободной библиотеки

Евпраксия


Песнь первая



Шуми, Осётр![1] Твой брег украшен
Делами славной старины;
Ты роешь камни мшистых башен
И древней твёрдыя стены,
Обросшей давнею травою.
Но кто над светлою рекою
Разбросил груды кирпичей,
Остатки древних укреплений,
Развалины минувших дней?
10 Иль для грядущих поколений
Как памятник стоят оне
Воинских, громких приключений?[2]
Так, — брань пылала в сей стране;
Но бранных нет уже: могила
15 Могучих с слабыми сравнила.
На поле битв — глубокий сон.
Прошло победы ликованье,
Умолкнул побежденных стон;
Одно лишь тёмное преданье
20 Вещает о делах веков
И веет вкруг немых гробов.
Взгляни, как новое светило,
Грозя пылающим хвостом,
Поля рязански озарило
25 Зловещим пурпурным лучом.
Небесный свод от метеора
Багровым заревом горит.[3]
Толпа средь княжеского двора
Растёт, теснится и шумит;
30 Младые старцев окружают
И жадно ловят их слова;
Несётся разная молва,
Из них иные предвещают
Войну кровавую иль глад;
35 Другие даже говорят,
Что скоро, к ужасу вселенной,
Раздастся звук трубы священной
И с пламенным мечом в руках
Промчится ангел истребленья.
40 На лицах суеверный страх,
И с хладным трепетом смятенья
Власы поднялись на челах.

Песнь вторая



Средь терема, в покое тёмном,
Под сводом мрачным и огромным,
Где тускло меж столбов мелькал
Светильник бледный, одинокий
И слабым светом озарял
И лики стен, и свод высокий
С изображением святых, —
Князь Фёдор, окружён толпою
Бояр и братьев молодых.
10 Но нет веселия меж них:
В борьбе с тревогою немою,
Глубокой думою томясь,
На длань склонился юный князь.
И на челе его прекрасном
15 Блуждали мысли, как весной
Блуждают тучи в небе ясном.
За часом длился час, другой;
Князья, бояре — все молчали,
Лишь чаши звонкие стучали
20 И в них шипел кипящий мёд.
Но мёд, сердец славянских радость,
Душа пиров и враг забот,
Для князя потерял всю сладость,
И Фёдор без отрады пьёт.
25 В нём сердце к радости остыло…
Ты улетел, восторг счастливый,
И вы, прелестные мечты,
Весенней жизни красоты.
Ах, вы увяли, как средь нивы
30 На миг блеснувшие цветы!
Зачем, зачем тоске унылой
Младое сердце он отдал?
Давно ли он с супругой милой
Одну лишь радость в жизни знал?
35 Бывало, братья удалые
Сбирались шумною толпой:
Меж них младая Евпраксия
Была весёлости душой,
И час вечернего досуга
40 В беседах дружеского круга,
Как чистый быстрый миг, летел.
...............
Но грозные татар полки,
Неистовой отваги полны,
Уже вдоль быстрыя реки
45 Как шумные несутся волны.
С угрозой дикой на устах
Они готовы в бой кровавый.
Мечи с серебряной оправой
Сверкают в крепких их руках.
50 Богато убраны их кони…
Не медь и не стальные брони
От копий груди их хранят,
Но тонкие драгие ткани —
Добыча азиатской брани —
55 На персях хищников блестят.
Батый, их вождь, с булатом в длани
Пред ними на младом коне.
Колчан с пернатыми стрелами
Повешен на его спине,
60 И шаль богатыми узлами
Играет над его главой.
Взлелеянный среди разбоя,
Но пышной роскоши рукой,
Он друг войны и друг покоя:
65 В дни праздности, в шуму пиров
Он любит неги наслажденья
И в час весёлый упоенья
Охотно празднует любовь;
Но страшен он в жару сраженья,
70 Когда с улыбкой на устах,
С кинжалом гибельным в зубах,
Как вихрь он на врагов стремится
И в пене конь под ним дымится.

...............
Но между тем как над рекой
75 Батый готовит войско в бой,
Уже под градскими стенами
Дружины храбрые славян
Стояли стройными рядами.
Священный крест — знак христиан —
80 Был водружён перед полками.
Уже служитель алтарей
Отпел утешную молитву
И рать благословил на битву.
Двенадцать опытных вождей,
85 Давно покрытых сединами,
Но сильных в старости своей,
Стоят с готовыми мечами.
За ними юный ряд князей,
Опора веры и свободы.
90 Здесь зрелся молодой Роман,
Надежда лестная славян,
Достойный сана воеводы.
В блестящем цвете юных лет
Он в княжеский вступал совет
95 И часто мудростью своею
Рязанских старцев удивлял.
Давно испытанный бронею,
Он в многих битвах уж бывал
И половцев с дружиной верной
100 Не раз на поле поражал.
Но, вождь для воинов примерный,
Князей он негу презирал.
Ему забавы — бранны бури,
И твёрдый щит — его ночлег.
105 Вблизи Романа видны Юрий,
Мстислав, Борис и ты, Олег![4]
Зачем сей юноша красивый,
Дитя по сердцу и летам,
Оставил кров, где он, счастливый,
110 Ходил беспечно по цветам
Весны безбурной и игривой?
Но он с булатом в юной длани
Летит отчизну защищать
И в первый раз на поле брани
115 Любовь к свободе показать.

...............
Везде лишь вопли пораженных,
И звон щитов, и блеск мечей…
Ни младости безгрешных дней,
Ни старости седин почтенных
120 Булат жестокий не щадит…
И вдруг раздался стук копыт.
Отряды конницы славянской
Во весь опор стремятся в бой,
Но первый скачет князь рязанский
125 Роман, за ним Олег младой
И Евпатий, боярин старый[5]
С седою длинной бородой.
Ударам вслед гремят удары.
Всех пылче юноша Олег —
130 То с левой стороны, то с правой
Блестит его булат кровавый…
Ужасен сих бойцов набег!
Они летят, татары смяты
И, хладным ужасом объяты,
135 Бегут, рассеясь по полям.
Напрасно храбрый сын Батыя,
Нагай,[6] противится врагам
И всадников ряды густые
Один стремится удержать.
140 Толпой бегущих увлеченный,
Он сам невольно мчится вспять…
Так чёлн средь бури разъяренной
Мгновенно борется с грозой,
Мгновенно ветры презирает,
145 Но вдруг, сраженный быстротой,
Волнам сердитым уступает.

<.............>
Вдали, там, где в тени густой,
Во мгле таинственной дубравы
Осётр поток скрывает свой,
150 Ты зришь ли холм сей величавый,
Который на краю долин,
Как одинокий исполин,
Возносится главой высокой?
Сей холм был долго знаменит.
155 Преданье старое гласит,
Что в мраке старины глубокой
Он был Перуну посвящён,
Что всякий раз, как злак рождался
И дол соседний улыбался,
160 В одежде новой облечён,
И в лесе зеленелись ветки,
Стекалися со всех сторон
Сюда с дарами наши предки.
Есть даже слух, что здесь славяне
165 По возвращеньи с лютых браней
На алтарях своих богов
Ударами их верной стали
Несчастных пленных лили кровь
Иль пламени их предавали
170 И в хладнокровной тишине
На их терзания взирали.
И если верить старине,
Едва ж с костров волною чёрной
Взносился дым к лазури горной, —
175 Вдруг гром в бестучных небесах
При блике молний раздавался,
Осётр ревел в своих брегах
И лес со треском колебался…


1823


Вариант

Автограф


  • Песнь первая

34 Что будут брани или глад

  • Песнь вторая

В дворце, средь комнаты огромной
С большими сводами, по темной
17 Так вечер длится с тишиной
24 И Федор без восторга пьет
33 Бывало он с супругой милой
34 Веселье жизни разделял
44 Уже на берегу реки
89 Защитник веры и свободы
109 Оставил кров, где ты счастливый
112 Но он с пылающей душой

  • После ст. 131 следовало:

Столь неожиданный набег
Привел моголов в изумленье
146 Волнам потока уступает
158 Что всякий раз как май рождался
162 Сюда стекались наши предки
163 Теснилися со всех сторон
С дарами бедными в руках




Примечания

Автограф — в ГБЛ, ф. 48 (Веневитиновых-Виельгорских), к. 55, ед. хр. 3, 3 лл.; там же, ед. хр. 34, лл. 1, 3—5.

Возникновение у Веневитинова замысла поэмы, возможно, было связано со знакомством с «Думами» Рылеева, вышедшими в конце 1824 г. в Москве. Во всяком случае, поэма была написана не раньше 1823 г., ибо в тексте ее встречаются образы, восходящие к веневитиновскому переводу из Вергилия «Знамения перед смертью Цезаря», датированному 1823 г.

Судя по сохранившимся отрывкам, в основу поэмы был положен известный сюжет о гибели рязанского княжича Фёдора и его жены Евпраксии во время нашествия Батыя. Сюжет этот передавался в «Истории Государства Российского» Карамзина (т. 3, СПб., 1816, с. 270), в «Русском временнике, сиречь летописце» (ч. I, М., 1820). Однако оптимистический пафос «Евпраксии» (описание победы рязанских ратников над войском Батыя) связывает её с одноимённой трагедией Державина, заканчивающейся разгромом Батыя под Рязанью, что противоречило исторической правде.

В середине 20-х годов к сюжету о княжиче Фёдоре обратился и Грибоедов, начав работать над трагедией «Фёдор Рязанский» (см.: Краснов П. С. О «Фёдоре Рязанском».— Русская литература, 1973, № 3, с. 104—107). Случайное ли это совпадение или же результат возможных творческих контактов Грибоедова и Веневитинова? — Вопрос этот требует дополнительных разысканий. Вот некоторые факты из биографий обоих поэтов: Грибоедов часто в середине 20-х годов бывал в Москве, был в приятельских отношениях с В. Одоевским, с которым сам Веневитинов познакомился, по свидетельству Погодина, именно в доме Грибоедовых (см. погодинские записки о Д. Веневитинове.— ГВЦ, ф. 231, 1, 28, 2); Веневитинов настоятельно просит Шевырёва переслать «Московский вестник» Грибоедову (см. письмо к Шевырёву). Всё это позволяет предположить, что контакты между Веневитиновым и Грибоедовым были.

  1. Осётр — приток Оки.
  2. …Разбросил груды кирпичей… приключений? — Строки перекликаются с размышлениями героя юношеского стихотворения Веневитинова «В чалме, с свинцовкой за спиной…».
  3. Взгляни, как новое светило, / Грозя пылающим хвостом… / Багровым заревом горит. — Первые две строки этого фрагмента также перекликаются со строками из «Знамений перед смертью Цезаря» (см. предыдущее прим.) : «Мы зрели… страшную звезду с пылающим хвостом»,— но в целом фрагмент, по-видимому, восходит к описанию небесного знамения в «Повести временных лет» под 1065: «бысть знаменье на западе, звезда превелика, луче имущи акы кровавы, всходящи с вечера по заходе солнечней… Се же проявляше не на добро, посем бо быша усобице многы и нашествие поганых на Руськую землю, си бо звезда бе акы кровава, проявляющи крови пролитье» (Повесть временных лет, ч. I. М.-Л.: АН СССР, 1960, с. 110). «Повесть временных лет» неоднократно издавалась в России в составе различных летописей (см. например: «Библиотека российская, историческая, содержащая древния летописи, и всякий записки, способствующий к объяснению истории и географии российских древних и средних времен», ч. I, СПб., 1767), а также использовалась в «Истории Государства Российского» Карамзина, и вполне могла быть знакома Веневитинову.
  4. Роман, Юрий, Мстислав, Борис, Олег — рязанские князья. Юрий Игоревич, великий князь рязанский, погиб, попав в плен к монголам. Олег и Роман Ингваричи — племянники князя Юрия; Роман погиб вскоре после падения Рязани при защите Коломны.
  5. …Евпатий — боярин старый… — По всем летописям Евпатий Коловрат — молодой воин, не принимал участия в защите Рязани, т. к. был в отъезде, и выступил против Батыя со своей дружиной значительно позже.
  6. …храбрый сын Батыя, Нагай… — у Батыя, родившегося в 1208 г., в 1237 г., когда он пришёл под Рязань, не могло быть взрослого сына-воина.