О телесных наказаниях в начальных школах (Жбанков)

О телесных наказаниях в начальных школах^{[комм. 1]}
автор Дмитрий Николаевич Жбанков

Дата создания: 1903, опубл.: 1905. Источник: Жбанков Д. Н. О телесных наказаниях в начальных школах // Нижегородский сборник. — СПб.: Изд. т-ва «Знание», 1905. — С. 174—190.

Не более 40 лет отделяет нас от того времени, когда «мудрено было прожить в Московском государстве без битья», когда через многих, по выражению поэта, «прошли леса дремучие»… Не миновали этого позора и ужаса и всевозможные учебные заведения — от самых низших до высших: всюду науки вкладывались ученикам розгами, кулаками, линейками, палками, плетью и другими не менее гуманными способами.

Вот что говорят цифры: в киевском учебном округе в 1857—59 гг. подвергалось розгам 13—27 процентов всех учащихся в разных гимназиях, причем все зависело от личного усмотрения управлявших гимназиями лиц; так — в 11 гимназиях в одном 1858 г. из 4108 учеников было высечено 560, т. е. почти 1/7 всех, а в том же году из 600 учеников житомирской гимназии подверглись порке 220 — почти половина всех! Да еще полны ли эти сведения, так как они представлялись попечителю учебного округа, известному Н. И. Пирогову, стремившемуся изгнать розги из гимназий! В корпусах розги применялись не меньше; некоторые любители устраивали даже поголовное избиение: один воспитатель З-н, рассердившись на кадетов, собрал их и, желая якобы узнать, как они скоро разденутся и оденутся, приказал им раздеться донага, стоя в строю, схватил подтяжки и начал бить всех направо и налево. Зал был заперт, кадетам некуда было спастись… и только вдоволь натешившись избиением, З-н приказал им снова одеться, пропеть молитву и ложиться спать. И вообще при существовании телесных наказаний были возможны всякие злоупотребления, служившие иногда для удовлетворения дурных страстей, на что правильно указал еще Достоевский.

Но особенно прославились битьем всякого рода духовные семинарии (не в этом ли объяснение того печального факта, что и до сих пор некоторые духовные лица^{[комм. 2]} с особым усердием отстаивают телесные наказания?) Били всем и все, и, что особенно развращало, имели право наказывать старшие ученики-туторы; часто наказывали «десятого», нередко полкласса и больше. Иные учителя не выносили в своем классе несеченных, ни один класс не обходился без сечения. Драли на всякие лады: на воздусях, под колоколом, солеными розгами; число ударов не было ограничено — давали по 300 и больше ударов, так что наказанного замертво уносили в больницу на руках… Такое воспитательное направление сверху передавалось низам: били сторожа, всячески били и мучили, включительно до «пфимф», товарищи, — одним словом, бурса была настоящим адом, из которого многие выходили совершенно зверями или окончательно изломанными людьми. Прекрасное описание этого ада дал Н. Г. Помяловский, который сам во время бурсы был наказан 400 раз, почему он и задавал себе вопрос: «Пересечен я или еще недосечен?» Печальная судьба этого даровитого человека служит прекрасным ответом на этот вопрос, позорящий всю прежнюю нашу систему воспитания (?!)

Много распространяться о всех последствиях такого воспитания в настоящее время не приходится; достаточно указать только, что учащие и учащиеся в «доброе старое время» были буквально два враждебных лагеря; злоба, презрение, ненависть, вражда, месть, доходившая иногда до изуродования и убийства учителей — вот что сеяла старая система во время учения, а по выходе из учебного заведения вырастали роскошные плоды крепостничества, изуверства и всевозможных телесных наказаний над своими детьми и окружающими взрослыми. Били всех и по закону, и без закона — не даром поэт увековечил силу властного кулака:

«Кулак — моя полиция!
Удар искросыпительный,
Удар зубодробительный,
Удар скуловорот!..»

При таких общих вожделениях «мудрено было прожить без битья».

Но вот наступили великие годы реформ, Россия оживилась, вздохнула свободнее; лежавшее на основании системы битья — крепостное право рухнуло, а вместе с ним отменены и все наиболее тяжелые телесные наказания. В учебных заведениях, по крайней мере высших и средних, телесные наказания совершенно прекратились, и если сохранились еще кое-где в 60-х гг. воздействия вроде разных щелчков, ударов, трепанья за волосы и уши, то это были исключения и практиковались старыми учителями, у которых руки не могли уже отвыкнуть от доброй старой системы воспитания. Несравненно уже дело с телесными наказаниями и всяким рукоприкладством стояло и стоит до сих пор в начальных школах, и главная вина этого печального положения в том, что в 1861 и 1863 гг. не было покончено совершенно с телесными наказаниями для взрослых: кроме военных, арестантов, они сохранены также для главной массы населения нашего отечества — для многомиллионного крестьянства. Эта несчастная ошибка повела за собой неисчислимый ряд весьма нежеланных и прискорбных явлений нашей жизни: она сохранила ту почву, на которой возможны всякие физические насилия и злоупотребления силой.

Отразилась она и на школе. В самом деле, зачем учащему персоналу стесняться в различных телесных воздействиях на учеников, когда даже их отцы, взрослые и седые братья и родственники подвергаются самому позорному телесному наказанию — наказанию, производимому иногда в присутствии тех же детей и учеников? Могут ли телесные наказания, применяемые в школах, встретить какой-либо отпор со стороны самих учеников или их родителей, когда последние сами живут под постоянным Дамокловым мечом — быть опозоренными перед всей деревней и своими собственными детьми? А какое вредное, развращающее влияние оказывает сечение взрослых на детей!

В деревне одной южной губернии был наказан жестоко один крестьянин, до которого давно добирался старшина, и на другой день в той же деревне был жестоко высечен один мальчик своими товарищами, чего раньше никогда не бывало. Одна учительница также передавала, что из её школы, расположенной рядом с волостным правлением, ученики бегали смотреть на порку, а потом устраивали игру в волостной суд и порку… Естественно, ученики смотрят на побои в школах как на должное и неизбежное, и родители их, кроме редких случаев, не только не протестуют, но даже иногда сами просят учителей быть построже с их детьми и наказывать их побольше.

Есть много и других причин, почему учителя прибегают к телесным наказаниям, — об этом мы поговорим ниже, — но, повторяем, главная причина этого грустного явления в существовании телесных наказаний для крестьян, и с отменой их вся огромная область незаконных побоев и истязаний и взрослых, и учеников отойдет мало-помалу в область преданий: бьющая рука не будет иметь законного оправдания в возможности наказывать телесно и надругаться над людьми низших сословий. Да так ли уже распространены телесные наказания в школах, чтобы об этом стоило говорить? К сожалению — да: они в той или иной форме составляют довольно обычное явление. Как известно, вести из деревни вообще трудно доходят до печати, и особенно о таких пустяках, как наказания школьников, но тем не менее за последние 5 лет (1899—1903 гг.) мы набрали довольно значительный материал не только отдельных фактов, но и указаний различных дирекций. Сообщим наиболее характерные.

В Бежецке, Тверской губ., надзирательница сиропитательного дома, бывшая учительница Г. Н. К. подвергла телесному наказанию 11-летнего воспитанника в присутствии школьных воспитанников и воспитанниц. Расследование показало жестокое обращение К. с детьми и в других случаях^[1]. В Юрьеве, Владимирской губ., учитель из семинаристов рвал ученикам уши, даже до крови, бил их линейкой; одного так ударил, что он без шапки убежал домой в село. Важно отметить отношение крестьян к этому учителю: они срамят его по всему базару и говорят, что ему следует быть не учителем, а пастухом^[2]. В олекминской церковно-приходской школе учитель употреблял розги, бил учеников по рукам, плечам и голове; он так избил одного ученика, что родители обратились в суд^[3]. В Тюмени один законоучитель сильно выдрал ученицу за уши и волосы и так ударил по голове, что разбил гребенку пополам^[4]. В барнаульском доме призрения из 26 воспитанников остались несеченными только 4 мальчика, да и то из малолетних^[5]. В чудовском приюте бесприютных детей в Москве смотритель нанес тяжелые побои 14-летнему мальчику, на теле которого найдено более 30 кровавых полос и пятен. Смотритель не отрицал своей виновности и привлечен к суду^[6]. (Наверное, этот смотритель-крестьянин совершенно сбит с толку: в деревне секут даже взрослых, с разрешения суда и закона, так неужели нельзя наказать мальчика? И никак, и никто не объяснит И. и многим другим этой несообразности, этого рокового, непримиримого противоречия нашей жизни, совершено непонятного для здравого смысла и простых умов, не изощренных в сословных, юридических и других хитростях и тонкостях!) В колонистских школах Новоузенского уезда, Самарской губ., некоторые учителя прибегают к телесным наказаниям^[7]. «Донская речь» сообщала, что в Ростове в детском приюте употреблялось наказание розгами, причем дети должны сечь друг друга (может ли быть что-либо более развращающее и ожесточающее?)^[8]. В Гапсале^[9] кистер прихода М. на уроке приготовляющихся к конформации мальчиков приказал остальным ученикам растянуть одного, не знавшего урока, и бить его костылями, причем костыли при битье сломались. Хороший урок внушения христианской любви! По словам «Харьк. губ. вед.»^[10], в старобельский училищный совет поступила жалоба крестьянина на учительницу земской школы за то, что она подвергла телесному наказанию его сына, ученика школы. Жалоба отца подтверждена медицинским свидетельством земского врача. В Симбирске^[11] несколько лет тому назад розги были обычны в колонии для малолетних преступников; затем, с переменой начальства, наказание розгами было заменено другими разумными мерами воздействия на детей, но недавно, как сообщил «Север. кур.» в 1900 г., розги явились вновь, и «жестокая массовая порка детей создает в этом приюте новую эру». В авлабарском^[12] городском училище учитель пения ударил смычком по голове ученика и нанес ему ушибленную рану, проникавшую через всю толщу мягких покровов черепа. Мальчик отправлен в тифлисскую больницу. В сарабузской^[13] земской школе учительница позволяет себе за плохие ответы учениц выдергивать у них из головы волосы. В пос. Березнеговатом^[14], Херсонского уезда, учитель женской церковно-приходской школы придумал следующее наказание: девочка, не знающая урока, берет себя за уши и тянет их или бьет себя линейкой по руке. Управление харьюсской^[15] земледельческой школы в Финляндии решило выразить строжайшее порицание заведующему школой за неоднократное телесное наказание учеников. Двое крестьян Яранского уезда^[16] жаловались учебному начальству на грубое и жестокое обращение с их детьми учительских помощников ахмановского училища. Последние привлекли крестьян на суд за клевету, но на суде грубое и жестокое обращение с учениками подтвердилось свидетельскими показаниями, и крестьяне были оправданы. Как это, так и другие подобные факты жалоб крестьян на жестокое обращение с их детьми указывают, что в иных местах крестьяне по взгляду на воспитание переросли учителей, и что учителя свои побои учеников уже не могут объяснять желанием и требованием самих родителей. В «Русск. школе»^[17] напечатаны воспоминания г. Капюса о церковно-приходской школе в м. Погребище, киевской губ. Порядки в ней были своеобразные, и между прочим, почти всегда пьяный учитель награждал учеников кулаками или заставлял их самих «бить друг друга в морду». Ростовский житель огласил в «Приазов. крае»^[18] следующий факт расправы в женском училище с его племянницей, девочкой 10 лет: старшая учительница, рассердившись за что-то на девочку, схватила ее за косу, — и так сильно, что у нее «затрещала» голова и она упала на пол, — потащила через весь класс и коридор и в комнате отрезала ей косу. «Восточное обозрение»^[19] сообщает, что в Ч. церковно-приходской школе учитель пускает в ход розги и швыряет в учеников мелом. В городской школе производится битье учеников по рукам, плечам и голове; на днях ребенок одного казака был так избит, что родители обратились в суд. В Рыбинском уезде, по словам «Северного края»^[20], есть учительница, которая славится жестоким обращением с учениками; ни личные просьбы крестьян, ни приговоры, составленные сходом крестьян, ни указания со стороны печати, что наказания, практикуемые этой учительницей, граничат с жестоким обращением, не оказали на нее никакого влияния. «Екат. лист.»^[21] рассказывает, какое наказание устроил учитель трем ученикам своей школы — воришкам, вздумавшим применить на практике сказку «Мужик и Лиса»: учитель выставил по селу в два ряда своих их учеников, между этими рядами вели воришек, и каждый ученик был обязан плюнуть им в глаза с приговариванием: «Воры, воры». Крестьяне отнеслись с негодованием к этому наказанию, напоминающему былой «сквозь строй» — и даже превосходящему его позору для обеих сторон! «Новости»^[22] сообщают, что учитель ново-каростского волостного училища так избил одного из своих учеников, что тот, несмотря на продолжительное лечение, «сошел с ума». В саратовском^[23] приют-даче применялось, как система, наказание детей крапивой. До чего доходит изобретательность наказующих! «Биржевые вед.»^[24] сообщают, что в некоторых церковно-приходских школах Шенкурского уезда, Архангельской губ., учеников заставляют на улице раздетыми делать до 40 поклонов после обедни за некоторые детские проступки. «Владим. газ.»^[25] передает, что в орехово-зуевском фабричном училище применяются следующие наказания учеников: на коленки, щипки с вывертом, глажение по голове линейкой или смычком и т. д.

Могут возразить, что все это единичные случаи. Если бы это было так! К сожалению, имеется целый ряд других указаний и сообщений о более систематическом и распространенном применении телесных наказаний всякого рода. Памятная всем история тамбовской учительницы г. Слетовой^[26], привлеченной к суду за напечатание якобы неверных сведений о битье в тамбовских школах, выяснила свидетельскими показаниями на суде, что учителя били учеников и в городских, и сельских школах: кулаками, линейками, смычком, скрипкой, квадратиком, били по лицу и голове, драли за уши, за волосы; одному надорвали ухо, другой оглох от ударов. Мало того, виновные должны были сечь друг друга по очереди. Одним из уездных санитарных советов Московской губ^[27]. обсуждался вопрос об «антигигиеничности» некоторых наказаний в сельских школах: на колени, далее — за ухо, за волосы, удары линейкой по рукам, голове и пр. Указание на применение телесных наказаний есть в одном из санитарных школьных отчетов Херсонской губ^[28]., а о применении в широких размерах телесных наказаний в школах Вятской губ. сообщалось раньше на страницах «Вестника воспитания». В Кубанской области^[29] слухи и даже жалобы на грубое обращение учителей с учениками дошли до директора, и он издал строгий циркуляр, воспрещающий, под страхом увольнения от службы и лишения учительского звания, всякие телесные наказания, грубое обращение, брань, насмешки. «Пермские губ. вед.»^[30] сообщают, что в низших школах губернии применяются телесные наказания учеников, что, по мнению этой газеты, зависит от невысокого уровня учащих. Врач Росляков^[31] на совещании земских врачей указал, что в некоторых школах Ананьевского уезда употребляются телесные наказания, оказывающие вредное влияние на развитие детей. Курский инспектор нар. уч. г. Ефимьев^[32] в циркуляр учащим указывает, что при своих объездах школ он заставал неприглядные картины: рассерженного учителя и учеников, наказанных столбом, на коленях или в дурацких колпаках. Признавая эти приемы «нетерпимыми остатками старинной суровой школы», г. Ефимьев предлагает учителям на будущее время совершенно оставить эти приемы и стараться гуманными приемами достигнуть воспитательных целей. Директор нар. уч. Херсонской губ.^[33] циркулярно предложил «всем учащим в городских училищах по пол. 31 мая 1872 г. и во всех прочих училищах дирекции к точному и неуклонному исполнению распоряжения, изложенные в циркуляре бывшего директора нар. уч. Херсонской губ. Между прочим воспрещается: 1) оставление учащихся в классе после уроков без обеда, как один из видов телесного наказания; 2) насмешливые выражение в обращении с учащимися, особенно задевающие национальное чувство учащихся; 3) вообще наказания, имеющие характер телесный. — Вышеизложенное предлагаю к непременному исполнению во всех училищах». Один из членов на съезде представителей учительских обществ в Москве указал, что в Московской губ.^[34] в сельских школах воспитательного дома питомцы нередко подвергаются телесному наказанию. Первый съезд земских учителей в Одессе^[35], между прочим, постановил безусловно воспретить применение не только телесного, но и нравственного наказания учеников, а влиять на учеников словом, примером, убеждением. Бывший в мае 1902 г. в Томске^[36] съезд учащихся и почетных воспитателей Симбирской жел. дор. констатировал употребление телесных наказаний: существуют такие школы, где «учащий» в раздражении или запальчивости пользуется для установления дисциплины линейкой, берет ученика за ухо, бьет по голове книгой, ставит на колени в угол и пр. А. Епифанский^[37], на основании отчетов исправительных колоний и приютов для несовершеннолетних, говорит, что в одних заведениях всякие телесные наказания безусловно отвергаются, а в других даже розги применяются очень усердно, причем в одной колонии сечение производится только по воскресеньям, а в другом приюте держатся правила действовать «быстро и энергично», и наказание приводится в исполнение тотчас же, реже — на другой день.

Все эти единичные факты и заявления даже не любящих гласности дирекций ясно доказывают печальное явление — существование телесных наказаний в школах по всей России: юг и север, восток и запад, окраины и центр, чисто русские и смешанные губернии, деревенские и городские, земские и церковно-приходские школы, приюты и колонии — все не изъяты от применения телесных наказаний в большей или меньшей степени. Формы телесных наказаний разнообразны — от стереотипных наиболее болезненных розог и побоев до самых утонченных телесных воздействий, рассчитанных больше на позор, чем на боль; не вывелись из употребления даже наиболее развращающие формы: взаимное наказание учениками друг друга. Прибегают к кулачной расправе все без различия положения и пола: учителя и их помощники, законоучители и смотрители и, наконец, даже учительницы, проявляющие иногда особую жестокость… Вне всякого сомнения, что громадное большинство учащих не прибегает ни к каким телесным наказаниям, но «бьющее» меньшинство все-таки значительно.

Каковы же причины этого ненормального явления — применения телесных наказаний в школах, когда это не только не поощряется, но даже строго запрещается, по крайней мере, некоторыми из начальствующих лиц? Для разрешения вопроса В. Петров обратился с особым запросом к учителям и учительницам одной губернии; он получил более 20 ответов, которые и изложил в довольно интересной статье «Телесные наказания в народных школах»^[38]. Очень обстоятельные ответы учащих? указывают на самые разнообразные причины: неудовлетворительная, большая и мало интересная для учащихся программа народной школы, ревизии и экзамены, вызывающие усиленные занятия, и неравномерное распределение их по времени и по отделениям, малое общее развитие и недостаточная педагогическая подготовка некоторых учащих, весьма неудовлетворительное положение учащих, выбивающее их постоянно из необходимого душевного равновесия, индивидуальные особенности характера учащих и, наконец, низкое культурное развитие окружающей школу среды.

Вот как констатирует свое исследование В. Петров:

«1) Те данные, которые послужили материалом для вышеизложенного, позволяют думать, что телесные наказания учащихся в современных народных школах не представляются явлением исключительным, причем применение их не определяется, однако, никакою системой и никакими заранее составленными правилами.

2) Телесные наказания, применяемые в настоящее время в школах, являются главнейшим образом результатом ненормальной постановки школьного дела в связи с неудовлетворительным, — как в правовом и экономическом, так и в других отношениях, — положением лиц учащих; в частности, же факт применения телесных наказаний в школе стоит в зависимости от уровня культурного развития окружающей школу среды, а также от степени общего развития, педагогической подготовки и опытности лиц преподавательского персонала, причем все эти условия, как вызывающие телесные наказания в современной школе, так и допускающие возможность их применения, — находятся в тесной взаимосвязи.

3) Борьба с применением телесных наказаний в школе может быть успешною лишь только в том случае, если она будет направлена на ослабление и уничтожение причин, вызывающих применение этих наказаний; эта борьба должна улучшить общую постановку дела народного образования, улучшить положение преподавательского персонала и условия его педагогической подготовки, а также повысить уровень умственного и нравственного развития народа и вообще всех тех, кто приходит в какое-либо соприкосновение со школою».

Конечно, тяжелое, бесправное положение народного учителя, если при этом у некоторых учащих не хватает общего развития и достаточной нравственной силы, может поддерживать постоянно учителя в угнетенном или возбужденном, нервном состоянии и, таким образом, создавать нежелательную обстановку для применения насильственных мер против учеников. Но, по нашему мнению, автор отводит слишком малое место общим условиям нашей жизни и в том числе существованию телесных наказаний для взрослых и делению нашего общества на изъятых и неизъятых. Ведь самые раздражительные учителя и учительницы, прибегающие часто к телесным воздействиям на крестьянских детей, никогда не позволят себе побить своих учеников — детей помещиков и духовных. А почему? Конечно, не потому, что дети последних прилежнее и благонравнее, а потому, что они — дети изъятых, а крестьянские дети происходят от неизъятых; побои последних безопасны, а удар первых может повести к печальным последствиям для учителя. Ударь крестьянского мальчика, он смолчит, а помещичий или духовный может поднять большую бурю… Вот это общее убеждение в возможности и безнаказанности бить неизъятых и составляет прежде всего готовый оплот для телесных наказаний и в школах, и вне их. А потому в той борьбе, которую предлагает В. Петров против школьных телесных наказаний, должна занимать первое место самая энергичная борьба за отмену всех телесных наказаний в России: не будет неизъятых, быстро начнут прекращаться все незаконные побои взрослых и телесные воздействия в народных школах! Правильно взглянул на это дело съезд представителей учительских обществ в Москве и постановил возбудить общее ходатайство об отмене телесных наказаний.

В заключение не можем не привести одно сравнение между нами и Западом — тем просвещенным Западом, которым кстати и некстати нам, что называется, тычат в глаза. У нас есть, несомненно, немало лиц, которые признают пользу и необходимость телесных наказаний не только для детей, но и для взрослых, есть лица, которые сами назначают эти наказания и приводят в исполнение подобные приговоры, есть, наконец, лица, которые прибегают к собственноручной кулачной расправе с детьми и взрослыми. И в то же время у нас не много найдется таких педагогов, которые, подобно Мещерским, Грингмутам, Розановым^[39], решились бы открыто, с поднятым забралом проповедовать и защищать urbi и orbi телесные наказания, — ив этом отношении мы отстали от Запада, где находятся истинные и откровенные до цинизма защитники этой позорной и вредной меры (настойчивость этих лиц, впрочем, вполне понятна: не для себя и не для своих отстаивают они пользу розог!). Два-три примера. Известный берлинский хирург Бергманн^[40] был вызван в суд в качестве эксперта по следующему делу: 9-летний мальчик-сирота бежал от побоев из католического монастыря, где монах с монахиней дали ему 59 ударов бамбуковой тростью. Вот что сказал профессор: «Я решительно не понимаю, какая тут может быт речь об истязании! Педагогическая порка — вот и все, и не поверите же вы судьи, что обвиняемые превысили свои права, — это было бы неслыханно!» После должного внушения профессору со стороны председателя о непозволительности его поведения на суде проф. Бергманн не нашел у мальчика следов истязания и высказал: «Может быть, все так и было, как засвидетельствовано врачом, но это только педагогическая порка, а основательную порку мальчик вполне заслужил» и т. д. Однако слова этого гуманного специалиста на суде были встречены ропотом, и германская печать объяснила взгляд его на телесное наказание тем, что он родился и воспитывался в России. К сожалению, этот упрек Россией вполне заслужен: у нас до сих пор существуют узаконенные телесные наказания. Но Бергманн не единственный, и немецкие профессора и врачи в своих руководствах о детских болезнях и школьной гигиене вовсе не осуждают применяемого в прусских школах телесного наказания или даже сами советуют его. Так, например, O. Jаnkе^[41] в руководстве по школьной гигиене описывает, как и чем должно производиться телесное наказание, и советует учителям «не прибегать к телесному наказанию в состоянии гнева, но пользоваться им с спокойствием и осторожностью». Другой врач H. Rohleder^[42] в своей книге об онанизме советует прибегать в качестве лекарства к чувствительным телесным наказаниям, а для детей до 10 лет и к порядочным побоям (?!). Можно подумать, что автор овсе не знаком с разбираемым вопросом: как врач, он должен знать, что именно сечение детей является иногда первым толчком для онанизма. Напомним, что Ж. Ж. Руссо сам отмечает, что в первый раз половое чувство у него явилось после учиненного над ним сечения его воспитательницей. В нашей книге. «Телесные наказания в России в настоящее время»^[43] приведен целый ряд фактов, указывающих вредное влияние сечения для развития преждевременного и ненормального полового чувства у детей.

Но не одна Германия, некоторые врачи и журналы другой просвещенной страны — Англии — идут еще дальше. Самый распространенный в Англии врачебный журнал «The Lancet»^[44] напечатал возмутительную статью о необходимости телесных наказаний вообще и в школах в частности. Вот некоторые выдержки из этой претендующей на научность статьи: «Никакое животное, пока оно молодо, не любит, чтобы его учили уму-разуму, и это делает необходимыми известные дисциплинарные меры. Дисциплина включает наказание, а одна из форм наказания есть — телесное, причиняющее боль. Мы всегда настаивали, что телесное наказание есть форма, наиболее пригодная для известных проступков»… И дальше: «телесное наказание (тростью или розгами) в школах и необходимо, и полезно… Наилучшее орудие для наказания маленьких детей есть розга. Во 1) она чувствительна; во 2) при толковом применении она не вредит; в 3) место приложения ягодичная область, по самой анатомии своей приспособлено (?!) к принятию телесного наказания»… И все в этом роде, — конечно, с оговорками, что драть надо с толком, не чересчур сильно и т. д. В другом № того же «The Lancet»^[45] старший больничный врач требует установить виды наказаний для школьных проступков и в том числе телесные наказания. Он требует только, чтобы орудием наказания была не тонкая трость, которая может рассечь кожу, а хорошая толстая трость, полдюжины чувствительных ударов которой едва ли когда-либо причинить вред, и чтобы «наказание было приложено к тем частям тела, которые природою, по-видимому, специально (?!) предназначены для этой цели». До большей наглости и научного цинизма трудно договориться! Что только не взваливается на науку, и какие самые абсурдные требования не основывают на науке? Не надо быть знакомым с анатомией и с медициной, чтобы отвергать существование особых частей тела, назначенных природой для розог, и пользу для организма от испытывания болевых ощущений! Не даром публика относится всегда недоверчиво ко всяким специалистам, которые заимствуют из науки оправдания и основания для всяких выгодных и приятных им взглядов.

Наконец, на родине Песталоцци не ограничились теорией и перешли к действиям^[46]: департамент народного просвещения Бернского кантона решил подвергать учащихся телесному наказанию, по требованию родителей и по постановлению совета, за тяжкие проступки, напр., за лживость. Составлены довольно определенные правила — как, кого, когда, где и чем сечь. Остается только удивляться как бернские педагоги могли серьезно заниматься таким позорным делом. В некоторых частях Германии телесные наказания в школах также применяются, и иногда по своей жестокости и мотивам применения вызывают возмущение со стороны родителей, как это было в 1901 г. в известном деле в городе Врешене, в Познани^[47].

Не ради оправдания телесных наказаний в наших школах приведены эти справки из заграничной жизни; эти факты доказывают, что далеко не все западное может служить нам образцом и примером. В головах некоторых западных педагогов, профессоров и журналистов существует не мало сумбура относительно вопросов обучения и воспитания; кроме того, в западной культуре, как справедливо указывал еще Ж. Ж. Руссо, так много ложного, мишурного, внешнего, допускающего, между прочим, неравенство в наказаниях для различных классов и сословий. И пока на Западе, как и у нас, существуют различные сословия и состояния, высшие всегда будут придумывать благодетельные меры вразумления для низших.

Мы глубоко убеждены, что в этом вопросе может быть только один взгляд, общий для всех, без различия сословий, возраста и пола; этот взгляд прекрасно выражен следующими словами Л. Н. Толстого: «Дела эти (телесные наказания), когда им придан вид законности, позорят всех нас, живущих в том государстве, в котором эти дела совершаются. Ведь, если сечение крестьян — закон, то закон этот сделан и для меня, для обеспечения моего спокойствия и блага. А этого нельзя допустить. Надо, не переставая, кричать, вопить о том, что такое применение дикого, переставшего уже употребляться для детей наказания к одному лучшему сословию русских людей, есть позор для всех тех, кто прямо или косвенно участвует в нем».

Пора нам избавиться от этого позора. И не учителям и учительницам — этим просветителям народа, этим «сеятелям разумного, доброго, вечного» — поддерживать этот позор! Учащиеся никогда не должны забывать, что допускаемые в школах телесные наказания и другие жестокие меры огрубляют и коверкают навсегда, и таким образом, являются одной из причин тех массовых побоищ, которые были в России в последние годы.

Через год после составления этой статьи издан манифест (11 августа 1904 г.), отменивший телесные наказания (к сожалению, не для всех). За ним последуют и другие законы, совершенно освобождающие крестьян от опеки и сравнивающие их вполне с остальными русскими гражданами, и мы верим, что в освобожденном крестьянстве и в обновленной народной школе не будет места телесным наказаниям!

Примечания

1. «Рус. вед.», 1900, № 306.
2. «Северный курьер», 1900, № 374.
3. «Сын отечества», 1900, № 30.
4. «Петербур. ведомости», 1899, № 281.
5. «Северный курьер», 1900, № 190.
6. «Рус. вед.», 1900, № 62.
7. «Сын отеч.», 1899, № 318.
8. «Сын отеч.», 1899, № 93.
9. «Сын отеч.», 1900, № 103.
10. «Рус. вед.», 1901, № 124.
11. «Север. кур.», 1900, № 327.
12. «Врач», 1901, № 40.
13. «Рус. врач», 1902, № 12.
14. «Рус. вед.», 1901, № 332.
15. «Курьер», 1902, № 24.
16. «Курьер», 1902, № 72.
17. «Курьер», 1902, № 49.
18. «Рус. вед.», 1901, № 315.
19. «Право», 1900, № 6.
20. «Смол. вест.», 1902, № 269.
21. «Смол. вестн.», 1902, № 203.
22. «Рус. врач», 1902, № 31.
23. «Рус. врач», 1902, № 36.
24. «Рус. врач», 1902, № 47.
25. «Рус. врач», 1902, № 53.
26. «Вестник воспитания», 1899, № 6.
27. «Вестник воспитания», 1899, № 6.
28. «Вестник воспитания», 1899, № 6.
29. «Вестник воспитания», 1899, № 6.
30. «Рус. вед.», 1900, № 53.
31. «Рус. вед.», 1900, № 81.
32. «Рус. вед.», 1901, № 147.
33. «Рус. вед.», 1901, № 97.
34. «Рус. вед.», 1903, № 7.
35. «Курьер», 1902, № 231.
36. «Рус. вед.», 1902, № 23—24 августа.
37. «Смол. вест.», 1902, № 244, 246.
38. «Вестник воспитания», 1899, № 6.
39. «Сын отеч.», 1899, № 92.
40. «Врач», 1899, № 16.
41. «Медиц. беседа», 1901, № 19.
42. «Врач», 1901, № 42.
43. В. И. Яковенко, Д. Н. Жбанков — «Телесные наказания в России в настоящее время», Москва, 1899.
44. «Врач», 1901, № 43.
45. «Рус. врач», 1902, № 4.
46. «Север. кур.», 1900, № 295.
47. «Рус. вед.», 1901, № 312.

Комментарии

1. Эта статья написана ещё в конце 1903 года, но мы думаем, что она и до сих пор имеет известный интерес, и не только исторический, так как грубость нравов и известные вкусы, привитые нам веками рабства и позора, не могут исчезнуть сразу, и с ними долго ещё придётся бороться.
2. Вот что говорит епископ витебский Серафим: «А кто же не знает, насколько такие события, как телесное наказание, расширяют и проявляют умственный кругозор потерпевшего, разом снимая с действительности её фальшивые прикрасы и показывая размер способности пострадавшего к благодушному перенесению таких жестоких испытаний». («Полоцкие епарх. вед.», 1902, № 21.) Московский митрополит Филарет, в эпоху реформ, высказывался также горячо за сохранение телесных наказаний.