VI
[править]Ключи старой княгине
[править]По Большой Подьяческой улице уже несколько дней сряду прохаживался неизвестного звания человек и все останавливался перед воротами одного и того же каменного дома. Подойдет, поглядит, нет ли билетов с известною надписью "одаеца комната", — видит, что нет, и пройдет себе далее. Неизвестного звания человек аккуратно два раза в день совершал свои экскурсии по Большой Подьяческой улице: пройдет раз утром и не показывается до вечера; пройдет раз вечером и скроется до следующего утра. Наконец, на седьмые или восьмые сутки, труды хождений его увенчались успехом. У ворот болтались, прикрепленные кое-как жеваным мякишем хлеба, две бумажки. Одна гласила, что "одаеца квартера о двух комнатах с кухней", а другая изображала об отдаче "комнаты снебелью ат жильцов". Прочтя это извещение, неизвестный человек тотчас же повернул назад и быстро направился к канаве, куда, очевидно, влекла его настоящая причина восьмидневных хождений. Эта настоящая причина привела его в Среднюю Мещанскую улицу, под ворота грязно-желтого, закоптелого дома, где безысходно пахло жестяною посудой и слышался непрерывный стук слесарей и кастрюльщиков. Означенная причина заставила его подняться в третий этаж по кривым, обтоптанным ступеням темной, промозгло-затхлой каменной лестницы и войти в общипанную дверь небольшой, но скверной квартиры, убранной, однако, с неряшливым поползновением на комфорт. По всему заметно было, что квартира служит обиталищем особы, не отличающейся целомудренностью своих привычек.
— Кто там? — послышался резко-сиплый, неприятный голос женщины из-за притворенных дверей другой комнаты, откуда разило смешанным запахом цикория, зажженной монашенки и табачищем.
— Все я же-с! — крякнув, ответствовал неизвестного звания человек.
— А, Зеленьков! Войди сюда!
— Оно самое и есть: Иван Иваныч господин Зеленьков! — проговорил тот, входя с кабацким разлетцем, потряхивая волосами, подергивая плечами и вдобавок подмигивая глазом, что в сложности выходило препротивно.
— Что, пес этакой! — с ругательной любезностью обратился к нему сорокалетний нарумяненный лимон в распашном шелковом капоте и с крепкой папироской в зубах. — Опять, поди-ка, ни с чем пришел?
— Ан вот-с нет, коку с соком принес! — поддразнил языком Иван Иванович.
— Говори дело: есть билеты?
— Пара! — крикнул господин Зеленьков и с торжествующим видом вытянул два свои пальца к носу нарумяненного лимона.
— Слава тебе, тетереву! — с удовольствием улыбнулся лимон. — А то уж мне куды как надоело ходить-то с докладами каждое утро! Подходящее, что ль? — обратился он к Зеленькову.
— Самая центра! потому как одна от жильцов комната при небели, а другая — фатера на всю стать, с кухней и две комнаты при ней.
— Ладно! Это, значит, годится, — сказал лимон и, зажегши с окурка новую папиросу, принялся, размахивая руками, шагать по комнате, тою особенной походкой, с перевальцем, которая у особ подобного рода называется "распаше". Иван Иванович тоже вынул из кармана обсосанный окурок сигарки, очевидно, про запас припрятанной, подул на него, закурил и небрежно расселся на линялом штофном диване.
— Таперича ты вот что, — заговорил лимон, делая свои соображения, — в эфтим самом доме живет...
Неопрятная особа, остановившись на этих словах, подошла к туалетцу и, вынув из ящика клочок бумаги, прочла написанное на нем.
— Живет Егор Егорыч Бероев, а у него жена Юлия Николаевна, — продолжала она. — Так ты вот что, как будешь нанимать квартеру, либо комнату там, что ли, старайся вызнать наперед, по какой лестнице живет этот самый Бероев, и коли квартера придется по той самой лестнице, бери ее беспременно.
— Значит, фатеру брать? — спросил Иван Иванович.
— Фатеру, либо комнату — это один черт выходит; платеж ведь не твоего кармана дело, так и рассуждать тебе нечего. Ты, главное, старайся узнать, по какой лестнице; а там, коли бог поможет на наше счастье сиротское, что придется эта квартера по одной лестнице, так ты и занимай ее сразу.
— Это мы, Сашенька-матушка, можем; капиталу в голове настолько-то хватит! — похвалился Зеленьков, тряхнув волосами.
— Опосля этого, — внушала Сашенька-матушка, — как ты переедешь туда, говори всем, что был господский человек; господа, значит, вольную написали, и теперь, как ты при своем капитале состоишь, так хочешь заняться по торговой части.
— Это столь же очинно можно! — согласился Иван Иваныч. — Коли господский, так и господский, я не перечу. Оно к тому же у меня и рожа ничего... как следует быть... одно слово — холуйственная-с, — так это сюда же дело подходячее и, значит, нам на руку, — говорил Зеленьков, охорашивая перед зеркалом свои белобрысые жесткие усы, придававшие его физиономии действительно нечто ухарски-лакейское и именно холуйственное.
— Потом, — продолжала Сашенька-матушка свои наставления, — сойдись ты мне беспременно в приятном знакомстве с прислугой этих самых Бероевых; коли там куфарка либо горничная — сам уж будешь видеть, — так ты постарайся до марьяжу знакомство довести, чтоб она, значит, к тебе ходила беспременно в гости; подарков да кофиев не жалей, потому — опять же, говорю, не твоего карману дело. Ты только знакомство амурное своди поскорей, а я к тебе теткой на новоселье приеду и навещать стану, и ты ко мне каждый день в аккурат являйся с лепортом насчет делов этих самых. Ну, вот тебе и все пока! А это на задаток, — заключила она, вручив Ивану Ивановичу трехрублевую ассигнацию. Иван Иванович философски посмотрел на зеленую рубашку ассигнации и горько улыбнулся.
— Александра Пахомовна! — заговорил он униженно-обиженным протестом. — Что же это такое значит? Какой же я такой выхожу вольноотпущенный человек и при своем капитале состою, а костюмчика по званию своему не имею — и сейчас всякий меня мазуриком обзовет. А вы взгляньте-с: ведь, сюртучонок-то у меня — масляница! весь засалимшись, словно резинковый непромокаемый, лоснится. Так это на что же похоже-с? Александра Пахомовна с серьезным видом оглядела весьма неказистый костюм господина Зеленькова.
— И теперича вы знаете, — продолжал господин Зеленьков, — что я завсегда как вам, так и их превосходительству по гроб жисти своей преданный раб, и о костюмчике не для себя собственно выговариваю; потому мне это дело не стоящее, мне все равно, в чем ни ходить: Зеленьков и в рогожке щеголем будет и всегда будет — "Иван Иваныч Зеленьков", а костюмчик пристойный, собственно по вашему же делу, требуетца — так вы подумайте-с и на гардероп мне вручите.
Александра Пахомовна подумала и вручила на гардероб три пятирублевых бумажки, с внушением не пропить их. Господин Зеленьков не без достоинства ответил, что он дело свое завсегда понимать может и, откланявшись с обычно-ухарскими ужимками, направился на Толкучку — покупать себе новое платье.
В тот же самый день, к шести часам вечера, он переехал в комнату, отдающуюся от жильцов, которая, на сиротское счастье Александры Пахомовны, пришлась как раз над квартирой Бероевых.
Это все совершилось спустя две недели после раута Давыда Георгиевича Шиншеева, а побудительной причиной к совершению послужили нижеследующие обстоятельства.
Князь Владимир Шадурский провел скверную ночь: уязвленное самолюбие лишало его сна, взбудораженная досада и до детскости капризная, избалованная настойчивость в своих желаниях, — настойчивость, в этом случае пока еще совершенно тщетная, бессильная, не давали ему ни минуты покоя; он все думал, как бы этак гласно, героически, донжуански достичь своей цели, чтобы натянуть нос и Рапетову, и Петьке, — и все-таки ничего не выдумал...
Между тем полнейшая невозможность встретить в скором времени Бероеву, очевидный неуспех у нее, слишком заметная, даже как будто презрительная сухость князя Рапетова и ежедневно возрастающее подтрунивание Петьки заставили его через три-четыре дня решиться на последнее, слишком рискованное средство: он поехал к генеральше фон Шпильце. Генеральша обещала уведомить его о результатах, и на другой день утром князь Владимир получил письмо лаконического содержания, — в нем значилось только шесть письменных знаков:
2000 р.с.
Князь, не думая ни минуты, схватил перо и на той же бумажке написал: "Согласен". Бумажка с тем же самым посланным отправилась в обратное путешествие, а господин Зеленьков получил приказание выжидать объявления о квартирах у ворот указанного ему дома.
