Соблазнительные параллели (Троцкий)
| Соблазнительные параллели |
| Опубл.: 19 октября 1913. Источник: Троцкий, Л. Д. Сочинения. — М.; Л., 1926. — Т. 20. Проблемы культуры. Культура старого мира. — С. 368—372. |
В «Новом Времени» открылась неожиданная тоска по американскому быту. Сперва это чувство обнаружилось у отставного земского начальника Столыпина[1]. Бесспорно, это очень просвещенный человек. Но так как по роду своих занятий он является нештатным философом конюшенного ведомства, а в смысле духовной генеалогии ведет свою линию непосредственно от Тяпкина-Ляпкина[2], то несколько неожиданным кажется тот восторг, с каким г. Столыпин говорит о реалистичности американцев, «свободных от гипноза европейских традиций». Но нельзя отрицать, что по существу он прав. Американцы не имели средневековья, ни рыцарских замков, ни даже липовых аллей с секуторскими конюшнями, а потому и не тащат за собою тяжелого хвоста феодальных традиций. «В стране деловых отношений театральность не в почете», — говорит Столыпин и с укором непримиримого рационалиста прибавляет: «Западная Европа еще довольно падка на условности, но нигде так не ловятся на это, как у нас в России» («Новое Время», № 13 498). Совершенно правильно! Где в истории много иррационального, где государственные учреждения нависают над людьми, как горы, а не создаются людьми сознательно, там гипноз условностей пропитывает все общественное сознание. Где театральны учреждения, там и в нраве заложена робость перед театральным. Чины, ордена, плюмажи, титулы, табель о рангах, черная кость, белая кость — несомненно, прав Столыпин: «Западная Европа еще довольно падка на эти условности, но нигде так не ловятся на это, как у нас в России». Чем больше общественная жизнь проникнута началом разума, тем меньше в ней этой дешевого сорта государственной театральности, — нарядной мантии, которою прикрывают запустение.
На первый взгляд можно было бы, конечно, предположить, что А. Столыпин насчет преимуществ просвещенного американизма просто, так сказать, сбрендил: потому что, как угодно, сколько Столыпина ни обрызгивай духами, а от него все-таки разит крепостной конюшней. Однако же на другой день, стало быть, в № 13 499, в американизм ударился сам Меньшиков и сразу же в защиту немногословной деловитости американцев написал — time is money! (время — деньги!) — статью, занимающую в плоскости не более одной квадратной сажени. Эта знаменательная статья так и зовется «Две культуры» и целиком направлена к возвеличиванию культуры северо-американской республики за счет нашей собственной национальной культуры. За точку исхода Меньшиков берет состоявшееся в октябре открытие двух каналов: мирового панамского, в Америке, и захолустного романовского, у нас в голодной степи. Сообразно с этим он и сопоставляемые им культуры именует: одну — панамской, другую — романовской. «Панамская культура, — говорит он, — была бы нам не под силу. Гораздо более по плечу нам романовская культура»…
Прежде всего характер самих торжеств. «В Америке он отличался изумительной простотою». Президент Вильсон нажал у себя в Белом Доме кнопку, а на расстоянии 6.000 верст произошел взрыв 1.200 пудов динамита, и воды Тихого океана соединились с водами Атлантического. При этой оказии даже шампанского не пил президент, в качестве «абсолютного трезвенника». А у нас открывали где-то в голодной степи оросительный каналец, «не имеющий ни мирового, ни обще-русского пока значения», однако же на парадное открытие помчался военный министр, и канцелярия в поте лица «выписывала ему гигантские прогоны на поездку в 10.000 верст». Там самоновейшая электрическая кнопка, на 6.000 верст взрывающая динамит, а тут архаически проселочные, хотя и очень внушительные по размерам, прогоны. «Американская деловитость в одном полушарии и русская неделовитость в другом», — говорит Меньшиков, безжалостно разрушая всякие национальные иллюзии. Самое сопоставление государства российского с северо-американской республикой сделано с явной целью вызвать у нас краску стыда за нашу отсталость, за нашу варварскую любовь к театральным учреждениям… Несмотря на то, что передовик «Нового Времени» в это самое время своими глазами видел, как еврей Шиф верхом ездит на заатлантической республике, Меньшиков категорически утверждает: «Соединенные Штаты — авангард Европы», — и по той же самой расценке у него выходит, что Россия пока что — увы! — арьергард. Меньшиков даже прямо сомневается, догоним ли мы вообще Европу, понеже наши министры все еще ездят на перекладных, по крайней мере по этому способу выписывают себе прогоны.
Симптом тревожный! Сперва Столыпин, на другой день Меньшиков. А завтра Розанов посидит в том «уединении», которое является духовной родиной его лучших афоризмов (см. «Уединенное»), и выйдет оттуда с твердым убеждением, что нет ничего совершеннее государственного уклада Сев.-Американских Штатов.
Правда, Столыпин пока что оценил преимущества американской культуры несколько односторонне: ему главным образом понравилось, что трезвые американцы не испугались демонстративной голодовки мистрис Панкхерст[3]. И Меньшиков подошел к Америке как-то боком, со стороны прогонов, так что похоже даже на то, будто он дает публицистическое выражение неудовольствию какого-то другого ведомства, не получившего прогонов. Но — лиха беда начало.
Стоит только нововременцам начать углублять эту тему, и они могут прийти к совершенно неожиданным результатам. Они прежде всего вынуждены будут оглянуться назад, чтобы объяснить, как Соединенные Штаты пришли к своей деловитости, трезвому президенту и электрической кнопке. Первым делом они скажут: раса. Но что такое американская раса? Не что иное, как раса беглых европейцев. Старая Европа поставляла Америке недовольных, неприспособленных к условно-театральным, т.-е. снаружи внушительным, а на деле гнилым, пережившим себя архаически-феодальным общественным учреждениям. В Америку бежали те, которые не хотели верить по указке, которые не соглашались менять религию вместе со своим королем, те, которых преследовали на родине, как сектантов, врагов государственной церкви, те, против кого реакция выдвигала обвинение в еретичестве, в богоотступничестве и даже в ритуальных убийствах. В начале XVII века из Англии переселялись в Америку преследуемые пуритане, у порога XX века туда же укрылись гонимые духоборы. Недовольные социальными порядками, протестанты и мечтатели, люди, взыскующие вышнего града, сотнями тысяч покидали консервативную почву Европы для новаторских экспериментов и если не осуществляли своих идеалов, то научались бороться с препятствиями, подчинять себе природу и рационализировать жизнь. Политические и национальные протестанты, те, которые не мирились с австрийским господством в Италии, с абсолютизмом Габсбургов[4] в Венгрии, не уживались с 34-мя князьями в Германии, осколки польских восстаний, жертвы июньских дней и всех вообще контрреволюций оседали пласт за пластом на американской почве. И вот все эти недовольные, смелые, предприимчивые, сектанты, диссиденты, социальные утописты, политические и национальные протестанты, все те, которые были не в ладах с господствующей церковью и со своей полицией и которые мамелюкам европейской реакции казались социальными отбросами, — это они, свободные от пут сословности, национальных и исповедных ограничений, завоевывали девственные пространства для культуры. Это они первыми — еще до Французской революции — провозгласили неотчуждаемость прав человека и гражданина, сбросили с себя власть Британии, превратили колонию в самостоятельное государство, а это государство в «авангард Европы».
Можно было бы этот ход мыслей и еще продолжить, но мы этого не делаем, чтобы не сеять соблазна среди малых сих. В заключение приведем еще только отрывок из речи, которую нынешний президент Вильсон, столь тепло рекомендованный нам Меньшиковым, произнес 26 октября (н. ст.) в честь великого квакера Вильяма Пенна[5]: «Основной целью американских завоеваний, — сказал президент, — должно быть стремление к тому, чтобы каждый вершок континента принадлежал свободным людям с правом самоопределения, людям, у которых не может быть правительства, не опирающегося на их согласие. Я желаю, чтобы все западное полушарие поставило себе ту же священную цель и чтобы не оставалось более правительства, опирающегося на что-либо другое, кроме доверия народа».
Эти соображения глава американской республики высказал не спроста, а в пику. Кому? Разумеется — Мексике. Поэтому дальнейшее сопоставление двух культур мы смело можем предоставить мексиканским публицистам.
19 октября 1913 г.
- ↑ Сотрудник «Нового Времени», брат премьер-министра Столыпина. Ред.
- ↑ Судья в «Ревизоре» Гоголя. Ред.
- ↑ Вождь английских суфражисток, см. прим. 173 к этому тому. — Ред.
- ↑ Династия, царствовавшая в Австро-Венгрии до 1918 г. — Ред.
- ↑ Пенн, Вильям (1644—1718) — сын адмирала Пенна, последователь учения квакеров, английской религиозной секты, в которой объединились остатки религиозного и социально-политического движения индепендентов, сыгравшего крупную роль в истории Великой Английской Революции. Гонения на квакеров, которым подвергся также и Пенн, внушили ему мысль основать в Америке убежище для своих единоверцев. Воспользовавшись своим состоянием и связями, он получил у короля Карла II концессию на участок земли в Северной Америке и организовал там общину, устроенную на демократических началах. Поселение было названо Пенсильванией.