Послал фельдфебель солдата в летнюю лунную ночь раков за лагерем в речке половить, - оченно фельдфебель раков под водочку обожал. Засветил солдат лучину, искры так и сигают, - тухлое мясцо на калке-кривуле в воду спустил, ждет-пождет добычи. Закопошились раки, из нор полезли, округ палки цапаются, мясцом духовитым не кажную ночь полакомишься...
Только было солдат приноровился черных квартирантов сачком поддать, на вольный воздух выдрать, - шасть! кто-то его из воды за сапог уцепил. Тащит, стерва, из всей мочи, прямо напрочь ногу с корнем рвет. Уперся солдат растопыркой, иву-матушку за волосья ухапил, - нога-то самому надобна... Мясо живое кое-как из сапога выпростал, а сапог, к теткиной матери, в воду рыбкой ушел...
Вскочил он полуобутый, глянул вниз. Видит, русалка, мурло лукавое, по мокрую грудь из воды выплеснулась, сапогом его дразнит, хохочет:
- Счастье твое, кавалер, что нога у тебя склизкая! А то б не ушел... Уж в воде я б с тобой в кошки-мышки наигралась.
- Да на кой я тебе ляд, дура зеленая? Играй с окунем, а я человек казенный.
- Пондравился ты мне очень! Морда у тебя в веснушках, глаза синие. Любовь бы с тобой под водой крутила...
Рассердился солдат, босой ногой топнул:
- Отдай сапог, рыбья кровь!.. Лысого беса я там под водой не видал, - у тебя жабры, а я б, как пустая бутылка, водой налился. Да и какая с тобой, слизь речная, любовь? На хвост-то свой погляди.
Тут ее, милые вы мои, заело. Насчет хвоста-то... Отплыла напрочь, посередь речки на камень присела, сапогом себя, будто веером, от волнения обмахивает.
Солдат чуть не в плачь:
- Отдай сапог, мымра! На кой он тебе, один-то? А мне, полуразутому, хочь и на глаза взводному не показывайся... Съест без соли.
Зареготала она, сапог на хвост вздела, - и одного ей достаточно, - да еще и помахивает. Тоже и у них, братцы, не без кокетства...
Что тут сделаешь? В воду прыгнешь, - залоскочет, просить не упросишь, - какое уж у нее, у русалки, сердце...
А она, с камешка повернувшись, кое-что и надумала:
- Давай, солдатик, наперегонки гнаться! Я вплавь по воде, а ты по берегу - вон до той ракиты. Кто первый достигнет, того и сапог. Идет?
Усмехнулся про себя солдат: вот фефела-то!.. Ужель по сухопутью легкие солдатские ножки нехристь пловучую не одолеют?
- Идет! - говорит.
Подплыла она поближе, равнение по солдату сделала, а он второй сапог с ноги долой, да под куст и шваркнул. Чтобы бежать способнее было...
Свистнула русалка. Как припустит солдат, - трава под ним надвое, в ушах ветер попискивает, сердце - колотушкой, медяки в кармане позвякивают... Уж и ракита недалече, - только впереди на воде, видит он, вода штопором забурлила, и будто рыбья чешуя цыганским монистом на лунной дорожке блестит... Добежал, штык ей в спину! - плещется русалка супротив ракиты, серебряным голоском измывается:
- Что ж вы, солдатик, запыхавшись? Серьгу бы из уха вынули, бежать бы легче было... Ну что ж, давай повернем! Солдатское счастье, поди, с изнанки себя обнаруживает...
Повернулся солдат, и отдышаться не успел, да как вдругорядь дернет: прямо из кожи рвется, локтем поддает, головой лозу буравит... Врешь, язви твою душу, - в первый раз недолет, во второй перелет, - разницей подавишься!
Достиг до первоначального места, глянул в воду, так фуражку о земь и шмякнул. Распростерлась рыбья девка под кручей, хвост в кольцо свивает, солдату зеленым зрачком подмигивает:
- С легким паром! Что ж ты серьгу так и не снял? Экой ты, изумруд мой, непонятливый. Камушек пососи, а то с натуги лопнешь.
Сидит солдат над кручею, грудь во все мехи дышит. Стало быть, казенному сапогу так и пропадать? Покажет ему теперь фельдфебель, где русалки зимуют. Натянул он второй сапог, что для легкости разгона снял, - слышит, под портянкой хрустит чтой-то. Сунул он руку, - ах, бес! Да это ж губная гармония, - за голенищем она у солдата завсегда болталась... У конопатого венгерца, что мышеловки в разнос торгует, в городе купил.
Приложился с горя солдат к звонким скважинам, дохнул, слева-направо губами прошелся, - русалка так и встрепенулась.
- Ах, солдатик! Что за штука такая?
- Не штука, дура, а музыка... Русскую песню играю.
- Дай мне. Ну-ка, дай!.. Я в камышах по ночам вашего брата приманивать буду...
"Ишь, студень холодный, чего выдумала! Чтоб землякам на погибель солдат ей и способ предоставил же!.." Однако без хитрости и козы не выдоишь. Играет он, на тихие голоски песню выводит, а сам все обдумывает: как бы ее, скользкую бабу, вокруг пальца обвести.
- Сапог вернешь, тогда, может, и отдам...
Засмеялась русалка, аж по спине у него холодок ужом прополз.
- Сойди-ка, сахарный, поближе. Дай гармонь в руках подержать, авось обменяю.
Так он тебе и сошел... Добыл солдат из кармана леску, - не без запасу ходил, - скрозь гармонь продел, издали русалке бросил.
- На, поиграй... Я тебе, - даром, что чертовка, - полное доверие оказываю. Дуй в мою голову!..
Выхватила она из воды игрушку, в лунной ручке зажала, да к губам, - глаза так светками и загорелись. Ан, вместо песни пузыри с хрипом вдоль гармони бегут. Само собой: инструмент намокши, да и она, шкура, понятия настоящего не имела... Зря в одно место дует, - то в себя, то из себя слюнку тянет.
- В чем, солдат, дело? Почему у тебя ладно, стежок в стежок, а у меня будто жаба на луну квохчет?
- А потому, красава, что башка у тебя дырява... Соображения у тебя нет! Гармонь в воде набрякла, а я ее завсегда для сухости в голенище ношу. Сунь-ка ее в свой сапог, да поглубже заткни, - да на лунный камень поставь. Она и отойдет, соловьем на губах зальется. А играть я тебя в два счета обучу, как инструмент-от подсохнет.
Подплыла она, дуреха сырая, к камешку, гармонь в сапог, в самый носок честно забила, - к бережку вернулась, хвостом, будто пес, умиленно виляет:
- Так обучишь, солдатик?
- Обучу, рыбка! Козел у нас полковой, дюже к музыке неспособный, а такую красавицу как не обучить... Только, что мне за выучку будет?
- Хочешь, земчугу горстку я тебе со дна добуду?
- Что ж, вали. В солдатском хозяйстве и земчуг пригодится.
Мырнула она под кувшинки, круги так и пошли.
А солдат не дурак, - леску-то неприметную в руках дернул. Стал он подтягивать, - гармонь поперек в сапоге стала... Плюхнулся сапог в воду, да к солдату по леске тихим манером и подвалился.
Вылил солдат воду, гармонь выудил, в сапог ногу вбил, каблуком прихлопнул... Эх, ты, выдра тебя загрызи!.. Ваша сестра хитра, а солдат еще подковыристее...
Обобрал заодно сачком раков, что вокруг мяса на палке кишмя-кишели, да скорее в лозу, чтобы ножки обутые скрыть.
Вынырнула русалка, в ручку сплюнула. - полон рот тины, в другой горсти земчуг белеет. Бросил он ей фуражку, не самому ж подходить:
- Сыпь, милая... Да дуй полным ходом к камешку, гармонь в сапоге-то, чай, на лунном свете давно высохла.
Поплыла она наперерез, а солдат скорее за фуражку, земчуг в кисет всыпал, - вот он и с прибылью...
Доплыла она, шлендра полоротая, на камешек тюленем взлезла, да как завоет, - будто чайка подбитая:
- Ох, ох! А сапог-то мой где? Водяник тебя задави-и!..
А солдат ей с пригорка фуражечкой машет:
- Сапог на мне, гармонь при мне, а за земчуг покорнейше благодарю! Танюша у нас сухопутная в городе имеется, как раз ей на ожерелко хватит... Счастливо оставаться, барышня! Раков, ваших подданных, тоже прихватил, - фельдфебель за ваше здоровье попускает...
Сплеснула русалка лунными руками, хотела пронзительное слово загнуть, - да какая уж у нее супротив солдата словесность.