чилъ писать своей диспозиціи, какъ подскакавшій всадникъ осадилъ коня противъ генерала Гурко; то былъ ординарецъ генерала, ротмистръ Скалонъ.
— Редутъ въ нашихъ рукахъ, — доложилъ онъ генералу взволнованнымъ голосомъ.
— Что? — переспросилъ генералъ: — нашъ? редутъ нашъ?..
— Сію минуту войска ворвались и заняли редутъ; оставшіеся турки сдались.
— Ура!! вырвалось у генерала.
— Ура! подхватили всѣ на курганчинкѣ. Всѣ, какъ ошеломленные, повскакали со своихъ мѣстъ.
— Коня! — закричалъ генералъ. За генераломъ всѣ въ секунду были на коняхъ.
— А что же значитъ неумолкающіе частые ружейные выстрѣлы на редутѣ?
— Это лопаются съ трескомъ въ огнѣ разбросанные турками патроны.
Вся свита генерала, адъютанты и штабъ неслись во весь опоръ за генераломъ отъ курганчика къ редуту, какъ опьянѣлые, крича ура, перескакивая черезъ ровики, черезъ кучи мертвыхъ тѣлъ. Редутъ былъ озаренъ краснымъ широкимъ заревомъ, на которомъ рисовались темные силуэты нашихъ солдатъ. Собравшись кучами на редутѣ и вокругъ него, солдаты подхватили ура! мчавшагося къ нимъ генерала Гурко. Шапки полетѣли вверхъ; другіе надѣвали шапки на штыки. Оглушительное, опьяняющее ура! стояло въ воздухѣ. Солдаты кинулись на встрѣчу генерала: словно живое море окружило генерала и его свиту со всѣхъ сторонъ.
— Молодцы — дѣти! — проговорилъ генералъ взволнованно — спасибо, молодцы! И въ суровомъ голосѣ генерала зазвучала трогательная нота.
— Ура! ура! повторялось и разносилось вдаль.
Вся картина была освѣщена однимъ яркимъ, краснымъ заревомъ пожара, въ которомъ трещали, какъ въ сильной перестрѣлкѣ, лопавшіеся патроны. Плѣнные, положившіе оружіе на редутѣ, были уже выведены и стояли кучей, оцѣпленные нашими солдатами. Плѣнныхъ было до двухъ тысячъ человѣкъ: остальные турки всѣ полегли на мѣстѣ во время сраженія. Къ генералу Гурко подвели взятаго въ плѣнъ турецкаго генерала Ахмедъ-Февзи-пашу. Лицо паши было грустно и убито. Онъ низко поклонился генералу Гурко и сталъ, опустивъ голову. Генералъ Гурко протянулъ ему руку и сказалъ: «уважаю въ васъ храбраго противника!»…
Надо было видѣть на другой день картину поля сраженія, позы валявшихся труповъ, число убитыхъ, чтобы понять, какую трудность одолѣла наша гвардія. Но занятіемъ Горняго Дубняка еще не представлялось
чил писать своей диспозиции, как подскакавший всадник осадил коня против генерала Гурко; то был ординарец генерала, ротмистр Скалон.
— Редут в наших руках, — доложил он генералу взволнованным голосом.
— Что? — переспросил генерал. — Наш? Редут наш?..
— Сию минуту войска ворвались и заняли редут; оставшиеся турки сдались.
— Ура!! — вырвалось у генерала.
— Ура! — подхватили все на курганчике. Все, как ошеломленные, повскакали со своих мест.
— Коня! — закричал генерал.
За генералом все в секунду были на конях.
— А что же значат не умолкающие частые ружейные выстрелы на редуте?
— Это лопаются с треском в огне разбросанные турками патроны.
Вся свита генерала, адъютанты и штаб неслись во весь опор за генералом от курганчика к редуту, как опьянелые, крича ура, перескакивая через ровики, через кучи мертвых тел. Редут был озарен красным широким заревом, на котором рисовались темные силуэты наших солдат. Собравшись кучами на редуте и вокруг него, солдаты подхватили «ура!» мчавшегося к ним генерала Гурко. Шапки полетели вверх; другие надевали шапки на штыки. Оглушительное, опьяняющее «ура!» стояло в воздухе. Солдаты кинулись навстречу генералу: словно живое море окружило генерала и его свиту со всех сторон.
— Молодцы — дети! — проговорил генерал взволнованно. — Спасибо, молодцы! — И в суровом голосе генерала зазвучала трогательная нота.
— Ура! ура! — повторялось и разносилось вдаль.
Вся картина была освещена одним ярким, красным заревом пожара, в котором трещали, как в сильной перестрелке, лопавшиеся патроны. Пленные, положившие оружие на редуте, были уже выведены и стояли кучей, оцепленные нашими солдатами. Пленных было до двух тысяч человек; остальные турки все полегли на месте во время сражения. К генералу Гурко подвели взятого в плен турецкого генерала Ахмед-Февзи-пашу. Лицо паши было грустно и убито. Он низко поклонился генералу Гурко и стал, опустив голову. Генерал Гурко протянул ему руку и сказал: «Уважаю в вас храброго противника!..»
Надо было видеть на другой день картину поля сражения, позы валявшихся трупов, число убитых, чтобы понять, какую трудность одолела наша гвардия. Но занятием Горного Дубняка еще не представлялось
