находился командиръ Барановъ и шопотомъ передалъ послѣднему, что роль его, какъ управляющаго приборомъ для автоматической стрѣльбы кончается; непріятель такъ близко приближается къ намъ, что эти аппараты хотя и дѣйствуютъ прекрасно, но болѣе помочь намъ не могутъ. Барановъ поручилъ тогда Чернову попробовать сдѣлать еще сосредоточенный залпъ. Этотъ залпъ сошелся съ непріятельскимъ, нанесшимъ намъ первый и страшный ударъ. Снаряды турецкаго броненосца ударили въ корму: капитанскій вельботъ разлетѣлся въ щепы, верхняя палуба была пробита, а одна бомба лопнула частью въ жилой, а частью на верхней палубѣ. Внизу эта бомба произвела пожаръ, который грозилъ страшнымъ взрывомъ, такъ какъ загорѣлось подлѣ крюйтъ-камеры, гдѣ хранится порохъ. На верхней же палубѣ разрывъ ея былъ ужасенъ: онъ залилъ палубу кровью, уничтожилъ одну изъ мортиръ и, перебивши всѣ проводники автоматическаго аппарата, положилъ на мѣстѣ полковника Чернова и прапорщика Яковлева. Когда упалъ Черновъ онъ весь былъ залитъ кровью; осколкомъ бомбы ему отъ лѣваго паха своротило всю брюшную полость: «сердце было видать» — разсказывалъ одинъ матросъ.
Не смотря на такую ужасную и безусловно смертельную рану, Черновъ въ продолженіи нѣсколькихъ мгновеній еще жилъ. Онъ даже поднялся на ноги, обнялъ близъ стоящаго матроса, затѣмъ снова упалъ, успѣвъ сказать:
— Прощайте!… На кормѣ не забудьте..... Заряжено.... дѣйствуйте!…
Съ этими словами онъ и умеръ.
Тоже самое повторилось и съ молодымъ прапорщикомъ Яковлевымъ. Этотъ несчастный былъ буквально засыпанъ и разсѣченъ по всѣмъ направленіямъ картечью. На его тѣлѣ было насчитано двадцать девать ранъ. Не смотря на это, и онъ успѣлъ сказать свое послѣднее слово:
— Братцы, въ карманѣ у меня разрывныя трубки, пригодятся! — проговорилъ Яковлевъ умирая.
Вторая попавшая бомба разразилась съ такимъ же убійственными послѣдствіями, какъ и первая. Она также повредила одно орудіе и скосила не мало жертвъ. Опять полетѣли въ разныя стороны брызги мозга и крови, опять наповалъ уложила нѣсколько человѣкъ матросовъ. Изъ офицеровъ на этотъ разъ погибъ лейтенантъ Перелешинъ. Въ ту минуту, когда разорвало бомбу, онъ находился со своей командой у миноноснаго катера, который снаряжалъ, такъ какъ его приказано было приготовить на всякій случай. Осколокъ бомбы, между прочимъ попалъ Перелешину въ руку и раздробилъ кость въ пяти мѣстахъ. Несмотря на страшныя нечеловѣческія муки, онъ остался въ полномъ сознаніи и, лежа въ каютѣ своего
находился командир Баранов и шепотом передал последнему, что роль его как управляющего прибором для автоматической стрельбы кончается; неприятель так близко приближается к нам, что эти аппараты, хотя и действуют прекрасно, но более помочь нам не могут. Баранов поручил тогда Чернову попробовать сделать еще сосредоточенный залп. Этот залп сошелся с неприятельским, нанесшим нам первый и страшный удар. Снаряды турецкого броненосца ударили в корму: капитанский вельбот разлетелся в щепы, верхняя палуба была пробита, а одна бомба лопнула частью в жилой, а частью на верхней палубе. Внизу эта бомба произвела пожар, который грозил страшным взрывом, так как загорелось подле крюйт-камеры, где хранится порох. На верхней же палубе разрыв ее был ужасен: он залил палубу кровью, уничтожил одну из мортир и, перебивши все проводники автоматического аппарата, положил на месте полковника Чернова и прапорщика Яковлева. Когда упал Чернов он весь был залит кровью; осколком бомбы ему от левого паха своротило всю брюшную полость: «Сердце было видать», — рассказывал один матрос.
Несмотря на такую ужасную и безусловно смертельную рану, Чернов в продолжение нескольких мгновений еще жил. Он даже поднялся на ноги, обнял близстоящего матроса, затем снова упал, успев сказать:
— Прощайте!… На корме не забудьте… Заряжено… действуйте!…
С этими словами он и умер.
То же самое повторилось и с молодым прапорщиком Яковлевым. Этот несчастный был буквально засыпан и рассечен по всем направлениям картечью. На его теле было насчитано двадцать девать ран. Несмотря на это, и он успел сказать свое последнее слово:
— Братцы, в кармане у меня разрывные трубки, пригодятся! — проговорил Яковлев умирая.
Вторая попавшая бомба разразилась с такими же убийственными последствиями, как и первая. Она также повредила одно орудие и скосила немало жертв. Опять полетели в разные стороны брызги мозга и крови, опять наповал уложила несколько человек матросов. Из офицеров на этот раз погиб лейтенант Перелешин. В ту минуту, когда разорвало бомбу, он находился со своей командой у миноносного катера, который снаряжал, так как его приказано было приготовить на всякий случай. Осколок бомбы, между прочим попал Перелешину в руку и раздробил кость в пяти местах. Несмотря на страшные нечеловеческие муки, он остался в полном сознании и, лежа в каюте своего
