«Сего дня я, Прасковья Осиповна, не буду пить кофе» — сказалъ Иванъ Яковіевичь — «а вмѣсто того хочется мнѣ съѣсть горячаго хлѣбца съ лукомъ. (То есть Иванъ Яковлевичь хотѣлъ бы и того и другаго, но зналъ, что было совершенно невозможно требовать двухъ вещей разомъ: ибо Прасковья Осиповна очень не любила такихъ прихотей.) «Пусть дуракъ ѣстъ хлѣбъ; мнѣ же лучше» — подумала про себя супруга — «останется кофею лишняя порція.» И бросила одинъ хлѣбъ на столъ.
Иванъ Яковлевичь для приличія надѣлъ сверхъ рубашки фракъ, и усѣвшись передъ столомъ, насыпалъ соль, приготовилъ двѣ головки луку, взялъ въ руки ножъ, и, сдѣлавши значительную мину, принялся рѣзать хлѣбъ. — Разрѣзавши хлѣбъ на двѣ половины, онъ поглядѣлъ въ сеpединy, и къ удивленію своему увидѣлъ что-то бѣлѣвшееся. Иванъ Яковлевичь ковырнулъ осторожно ножемъ и пощупалъ пальцемъ: «Плотное?» — сказалъ онъ самъ про себя — «чтó бы это такое было?»
Онъ засунулъ пальцы, и вытащилъ — носъ!... Иванъ Яковлевичъ и руки опустилъ; сталъ протирать глаза и щупать: носъ, точно носъ! и еще, казалось, какъ будто чей-то знакомый. Ужасъ изобразился въ лице Ивана Яковлевича. Но этотъ ужасъ былъ ничто противъ негодованія, которое овладѣло его супругою.
«Гдѣ это ты, звѣрь, отрѣзалъ носъ?» — закричала она съ гнѣвомъ — «Мошенникъ! пъяница! Я сама на
