Я сидҍлъ въ четвертомъ ряду креселъ и вслушивался въ слова, которыя произносилъ на сценҍ человҍкъ съ небольшой русой бородой и мягкимъ взглядомъ добрыхъ, ласковыхъ глазъ.
— Зачҍмъ такая ненависть? Зачҍмъ возмущеніе? Они тоже, можетъ быть, хорошіе люди, но слҍпые, сами не понимающіе, что они дҍлаютъ... Понять ихъ надо, а не ненавидҍть!
Другой артистъ, загримированный суровымъ, обличающимъ человҍкомъ, нахмурилъ брови и непреклонно сказалъ:
— Да, но какъ тяжело видҍть всюду раболҍпство, тупость и косность! У благороднаго человҍка сердце разрывается отъ этого.
Героиня, полулежа на кушеткҍ, грустно возражала:
— Господа, воздухъ такъ чистъ и птички такъ звонко поютъ... Въ небҍ сіяетъ солнце и тихій вҍтерокъ порхаетъ съ цвҍточка на цвҍточекъ... Зачҍмъ спорить?..
Обличающій человҍкъ закрылъ лицо руками и, сквозь рыданія, простоналъ:
— Божжже мой! Божжжже мой!.. Какъ тяжело жить!
Человҍкъ, загримированный всепрощающимъ, тихо положилъ руки на плечо тому, который говорилъ «Божже мой!»
— Ирина, — прошепталъ онъ, обращаясь къ героинҍ, — у этого человҍка большая душа!
На моихъ глазахъ выступили слезы.
104
Я сидел в четвёртом ряду кресел и вслушивался в слова, которые произносил на сцене человек с небольшой русой бородой и мягким взглядом добрых, ласковых глаз.
— Зачем такая ненависть? Зачем возмущение? Они тоже, можетъ быть, хорошие люди, но слепые, сами не понимающие, что они делают... Понять их надо, а не ненавидеть!
Другой артист, загримированный суровым, обличающим человеком, нахмурил брови и непреклонно сказал:
— Да, но как тяжело видеть всюду раболепство, тупость и косность! У благородного человека сердце разрывается от этого.
Героиня, полулежа на кушетке, грустно возражала:
— Господа, воздух так чист и птички так звонко поют... В небе сияет солнце и тихий ветерок порхает с цветочка на цветочек... Зачем спорить?..
Обличающий человек закрыл лицо руками и, сквозь рыдания, простонал:
— Божжже мой! Божжжже мой!.. Как тяжело жить!
Человек, загримированный всепрощающим, тихо положил руки на плечо тому, который говорил «Божже мой!»
— Ирина, — прошептал он, обращаясь к героине, — у этого человека большая душа!
На моих глазах выступили слёзы.
