— Бҍдняга ты! — сочувственно прошепталъ я — Дай-ка, можетъ быть, я кое-что вспомню... Кольцо подарено Настей. Значитъ, «остерег. Елены»... Затҍмъ, карточки... Если приходитъ Китти, то Марусю можно прятать, такъ какъ она ее знаетъ, Настю — не прятать? Или, нҍтъ — Настю прятать? Кто изъ нихъ сходилъ за твою сестру? Кто изъ нихъ кого знаетъ?
— Не з-наю! — простоналъ онъ, сжимая виски. — Ничего не помню! Э, чертъ! Будь что будетъ.
Онъ вскочилъ и схватился за шляпу.
— Ҍду къ ней!
— Сними кольцо, — посовҍтовалъ я.
— Не стоитъ. Маруся къ кольцу равнодушна.
— Тогда надҍнь темнозеленый галстухъ.
— Если-бы я зналъ! Если бы знать — кто его подарилъ и кто его ненавидитъ... Э, все равно!.. Прошай, другъ.
IV.
Всю ночь я безпокоился, боясь за моего несчастнаго друга. На другой день утромъ я былъ у него. Желтый, измученный, сидҍлъ онъ у стола и писалъ какое-то письмо.
— Ну? Что, какъ дҍла?
Онъ устало помоталъ въ воздухҍ рукой.
— Все кончено. Все погибло. Я опять почти одинокъ!..
— Что же случилось?..
— Дрянь случилась, безсмыслица. Я хотҍлъ дҍйствовать на-авось... Захватилъ перчатки и поҍхалъ къ Сонҍ. «Вотъ, дорогая моя Ляля, — сказалъ я ласково, — то, что ты хотҍла имҍть! Кстати, я взял билеты въ оперу. Мы пойдемъ, хочешь? Я знаю, это доставит тебҍ удовольствіе»... Она взяла коробку, бросила ее въ уголъ и, упавши ничкомъ на диванъ, зарыдала. «Поҍзжайте, — сказала она, — къ вашей Лялҍ и отдайте ей эту дрянь. Кстати, съ ней же можете прослушать ту отвратительную оперную какофонію, которую я такъ ненавижу.» «Маруся, — сказалъ я, — это недоразумҍніе!»... «Конечно», — закричала она, — недоразумҍніе! Конечно недоразумҍніе, потому что я съ дҍт
— Бедняга ты! — сочувственно прошептал я — Дай-ка, может быть, я кое-что вспомню... Кольцо подарено Настей. Значитъ, «остерег. Елены»... Затем, карточки... Если приходит Китти, то Марусю можно прятать, так как она её знает, Настю — не прятать? Или, нет — Настю прятать? Кто из них сходил за твою сестру? Кто из них кого знает?
— Не з-наю! — простонал он, сжимая виски. — Ничего не помню! Э, черт! Будь что будет.
Он вскочил и схватился за шляпу.
— Еду к ней!
— Сними кольцо, — посоветовал я.
— Не стоит. Маруся к кольцу равнодушна.
— Тогда надень темно-зелёный галстук.
— Если-бы я знал! Если бы знать — кто его подарил и кто его ненавидит... Э, все равно!.. Прошай, друг.
IV.
Всю ночь я беспокоился, боясь за моего несчастного друга. На другой день утром я был у него. Жёлтый, измученный, сидел он у стола и писал какое-то письмо.
— Ну? Что, как дела?
Он устало помотал в воздухе рукой.
— Всё кончено. Всё погибло. Я опять почти одинок!..
— Что же случилось?..
— Дрянь случилась, бессмыслица. Я хотел действовать на-авось... Захватил перчатки и поехал к Соне. «Вот, дорогая моя Ляля, — сказал я ласково, — то, что ты хотела иметь! Кстати, я взял билеты в оперу. Мы пойдём, хочешь? Я знаю, это доставит тебе удовольствие»... Она взяла коробку, бросила её в угол и, упавши ничком на диван, зарыдала. «Поезжайте, — сказала она, — к вашей Ляле и отдайте ей эту дрянь. Кстати, с ней же можете прослушать ту отвратительную оперную какофонию, которую я так ненавижу.» «Маруся, — сказал я, — это недоразумение!»... «Конечно», — закричала она, — недоразумение! Конечно недоразумение, потому что я с дет
