вступленіемъ въ новую жизнь, и не хотѣла говорить объ этомъ, опошливать это чувство неточными словами. Но и послѣ, и на другой, и на третій день, она не только не нашла словъ, которыми бы она могла выразить всю сложность этихъ чувствъ, но не находила и мыслей, которыми бы она сама съ собой могла обдумать все, что было въ ея душѣ.
Она говорила себѣ: „Нѣтъ, теперь я не могу объ этомъ думать; послѣ, когда я буду спокойнѣе“. Но это спокойствіе для мыслей никогда не наступало; каждый разъ, какъ являлась ей мысль о томъ, что́ она сдѣлала и что съ ней будетъ, и что она должна сдѣлать, на нее находилъ ужасъ, и она отгоняла отъ себя эти мысли.
— Послѣ, послѣ, — говорила она, — когда я буду спокойнѣе.
Зато во снѣ, когда она не имѣла власти надъ своими мыслями, ея положеніе представлялось ей во всей безобразной наготѣ своей. Одно сновидѣніе почти каждую ночь посѣщало ее. Ей снилось, что оба вмѣстѣ были ея мужья, что оба расточали ей свои ласки. Алексѣй Александровичъ плакалъ, цѣлуя ея руки, и говорилъ: какъ хорошо теперь! И Алексѣй Вронскій былъ тутъ же, и онъ былъ также ея мужъ. И она удивлялась тому, что прежде ей казалось это невозможнымъ, объясняла имъ, смѣясь, что это гораздо проще и что они оба теперь довольны и счастливы. Но это сновидѣніе, какъ кошмаръ, давило ее, и она просыпалась съ ужасомъ.
Еще въ первое время по возвращеніи изъ Москвы, когда Левинъ каждый разъ вздрагивалъ и краснѣлъ, вспоминая позоръ отказа, онъ говорилъ себѣ: „Такъ же краснѣлъ и вздрагивалъ я, считая все погибшимъ, когда получилъ единицу за физику и остался на второмъ курсѣ; такъ же считалъ себя погибшимъ послѣ того, какъ испортилъ порученное мнѣ дѣло сестры. И что жъ? теперь, когда прошли года, я вспоминаю и уди-
