Былъ ненастный день, дождь шелъ все утро, и больные съ зонтиками толпились въ галлереѣ.
Кити ходила съ матерью и съ московскимъ полковникомъ, весело щеголявшимъ въ своемъ европейскомъ, купленномъ готовымъ во Франкфуртѣ сюртучкѣ. Они ходили по одной сторонѣ галлереи, стараясь избѣгать Левина, ходившаго по другой сторонѣ. Варенька въ своемъ темномъ платьѣ, въ черной, съ отогнутыми внизъ полями шляпѣ ходила со слѣпою француженкой во всю длину галлереи, и каждый разъ, какъ она встрѣчалась съ Кити, онѣ перекидывались дружелюбнымъ взглядомъ.
— Мама, можно мнѣ заговорить съ нею? — сказала Кити, слѣдившая за своимъ незнакомымъ другомъ и замѣтившая, что она подходитъ къ ключу и что онѣ могутъ сойтись у него.
— Да если тебѣ такъ хочется, я узнаю прежде о ней и сама подойду, — отвѣчала мать. — Что ты въ ней нашла особеннаго? Компаньонка, должно быть. Если хочешь, я познакомлюсь съ мадамъ Шталь. Я знала ея belle-soeur, — прибавила княгиня, гордо поднимая голову.
Кити знала, что княгиня оскорблена тѣмъ, что г-жа Шталь какъ будто избѣгала знакомиться съ нею. Кити не настаивала.
— Чудо какая милая! — сказала она, глядя на Вареньку въ то время, какъ та подавала стаканъ француженкѣ. — Посмотрите, какъ все просто, мило.
— Уморительны мнѣ твои engouements, — сказала княгиня; — нѣтъ, пойдемъ лучше назадъ, — прибавила она, замѣтивъ двигавшагося имъ навстрѣчу Левина со своей дамой и съ нѣмецкимъ докторомъ, съ которымъ онъ что-то громко и сердито говорилъ.
Онѣ поворачивались, чтобы идти назадъ, какъ вдругъ услыхали ужъ не громкій говоръ, а крикъ. Левинъ остановившись кричалъ, и докторъ тоже горячился. Толпа собиралась вокругъ
