— Неужели это правда? — сказалъ онъ наконецъ глухимъ голосомъ. — Я не могу вѣрить, что ты любишь меня!
Она улыбнулось этому „ты“ и той робости, съ которою онъ взглянулъ на нее.
— Да! — значительно, медленно проговорила она. — Я такъ счастлива!
Она, не выпуская руки его, вошла въ гостиную. Княгиня, увидавъ ихъ, задышала часто и тотчасъ же заплакала, и тотчасъ же засмѣялась, и такимъ энергическимъ шагомъ, какого не ждалъ Левинъ, подбѣжала къ нимъ и, обнявъ голову Левина, поцѣловала его и обмочила его щеки слезами.
— Такъ все кончено! Я рада. Люби ее. Я рада… Кити!
— Скоро устроились! — сказалъ старый князь, стараясь быть равнодушнымъ; но Левинъ замѣтилъ, что глаза его были влажны, когда онъ обратился къ нему. — Я давно, всегда этого желалъ! — сказалъ князь, взявъ за руку Левина и притягивая его къ себѣ. — Я еще тогда, когда эта вѣтреница вздумала…
— Папа! — вскрикнула Кити и закрыла ему ротъ руками.
— Ну, не буду! — сказалъ онъ. — Я очень, очень… ра… Ахъ, какъ я глупъ…
Онъ обнялъ Кити, поцѣловалъ ея лицо, руку, опять лицо и перекрестилъ ее.
И Левина охватило новое чувство любви къ этому прежде чуждому ему человѣку, старому князю, когда онъ смотрѣлъ, какъ Кити долго и нѣжно цѣловала ему мясистую руку.
Княгиня сидѣла въ креслѣ молча и улыбаясь; князь сѣлъ подлѣ нея. Кити стояла у кресла отца, все не выпуская его руку. Всѣ молчали.
Княгиня первая назвала все словами и перевела всѣ мысли и чувства въ вопросы жизни. И всѣмъ одинаково странно и больно даже это показалось въ первую минуту.
