Кто когда-то сложитъ гдѣ-то двѣ-три строчки, пѣсня спѣта,
Все же — пламенемъ поэта онъ еще не проблеснулъ.
Двѣ-три пѣсни, онъ слагатель, но, когда такой даятель
Мнитъ, что вправду онъ создатель, онъ упрямый только мулъ.
И потомъ. Кто знаетъ пѣнье, кто пойметъ стихотворенье,
90 Но не вѣдаетъ пронзенья, сердце жгущихъ, острыхъ словъ,
Тотъ еще охотникъ малый, и въ ловитвахъ не бывалый,
Онъ съ стрѣлою запоздалой къ крупной дичи не готовъ.
И еще. Забавныхъ пѣсенъ въ пирный часъ напѣвъ чудесенъ.
Кругъ сомкнется, веселъ, тѣсенъ. Эти пѣсни тѣшатъ насъ.
Вѣрно спѣтыя при этомъ. Но лишь тотъ отмѣченъ свѣтомъ,
Назовется тотъ поэтомъ, долгій кто пропѣлъ разсказъ.
Знаетъ счетъ поэтъ усилью. Пѣсенъ даръ не броситъ пылью.
И всему онъ изобилью быть велитъ усладой - ей,
Той, кого зоветъ любовью, передъ кѣмъ блеснетъ онъ новью,
100 Кто, его владѣя кровью, пѣть ему велитъ звучнѣй.
Только ей — его горѣнья. Пусть же слышатъ той хваленья,
Въ комъ нашелъ я прославленье, въ комъ удѣлъ блестящій мой.
Кто когда-то сложит где-то две-три строчки, песня спета,
Всё же — пламенем поэта он ещё не проблеснул.
Две-три песни, он слагатель, но, когда такой даятель
Мнит, что вправду он создатель, он упрямый только мул.
И потом. Кто знает пенье, кто поймёт стихотворенье,
90 Но не ведает пронзенья, сердце жгущих, острых слов,
Тот ещё охотник малый, и в ловитвах не бывалый,
Он с стрелою запоздалой к крупной дичи не готов.
И ещё. Забавных песен в пирный час напев чудесен.
Круг сомкнётся, весел, тесен. Эти песни тешат нас.
Верно спетые при этом. Но лишь тот отмечен светом,
Назовётся тот поэтом, долгий кто пропел рассказ.
Знает счёт поэт усилью. Песен дар не бросит пылью.
И всему он изобилью быть велит усладой - ей,
Той, кого зовёт любовью, перед кем блеснёт он новью,
100 Кто, его владея кровью, петь ему велит звучней.
Только ей — его горенья. Пусть же слышат той хваленья,
В ком нашёл я прославленье, в ком удел блестящий мой.
