ную душу раскатами органа, молящійся можетъ выйти изъ церковнаго полусумрака—и вотъ передъ нимъ оно, Море, уводящее душу въ даль и въ Вѣчность. Соборъ начали строить въ началѣ 13-го вѣка, а окончили только въ началѣ 17-го. Четыреста лѣтъ слагался этотъ плѣнительный сонъ молитвеннаго зодчества, и сколько времени еще онъ будетъ глядѣть на морскія волны? Внутреннее пространство храма—сорокъ метровъ ширины и сто длины, то-есть четыре тысячи квадратныхъ метровъ строгаго плоскаго камня. Своды его замыкаются на сорока четырехъ метрахъ вышины, они опираются на четырнадцать тонкихъ колоннъ. Таинственное празднество числа четыре, міровой четверократности, Сѣверъ и Югъ, и Востокъ, и Закатъ, запечатлѣнные въ архитектурной безгласности, и молча молящіеся своими числовыми строфами. Самая древняя часть храма, и наилучше украшенная, есть Capilla Real, Королевская Часовня, стѣны которой покрыты превосходными коврами. Когда входишь въ этотъ величественный храмъ, исполненный цвѣтного полусумрака, первое, что поражаетъ глазъ, это четыре цвѣтныя круговыя окна, высоко, высоко, одно направо, три другія, разныхъ размѣровъ, въ стѣнѣ налѣво, именно надъ этой Королевскою Часовней. Окна золотыя и красныя, и аметистовыя, и зеленыя, и синія, и темносинія, и свѣтлоокія, и снова аметистовыя, и снова алыя, и опять золотыя. Кажется, какъ будто вотъ это одно есть Солнце, а тѣ, что разнствуютъ въ размѣрахъ, суть Земля и Луна, и Вечерняя Звѣзда. Четверократное ожерелье свѣтилъ, связанныхъ въ одинъ узоръ въ земной нашей сказкѣ. На Землѣ мы живемъ, въ изумрудномъ видѣніи. На Солнце мы глядимъ, къ верховному золоту. Луна намъ колдуетъ холоднымъ серебромъ. Вечерняя Звѣзда, горя любовью, свѣтитъ какъ человѣческія очи, съ длинными рѣсницами, пьянящими душу. Ave, Maria! Слышишь ли ты насъ? Ave, Maria! Видишь ли ты насъ? Ave, Maria, Ave, Ave.
Привѣтъ тебѣ, Источникъ сладчайшій, |
Я былъ въ этомъ храмѣ во время одной службы. Не помню, съ какимъ она праздникомъ была связана. Пѣснопѣнія были радостныя, Пасхально-веселыя и свѣтлыя, хоть время Пасхи уже давно миновало. Въ вечернемъ свѣтѣ густо алѣли, золотились, и синѣли сферическія окна-знаменія. Потомъ закатъ погасъ, окна потемнѣли, и снова ожили, но уже другою жизнью, отъ церковнаго освѣщенія. Великолѣпный храмъ былъ почти пустъ, лишь толпы духовенства были полны въ числахъ, и оттого, что численна была ритуальная толпа, и толпа молящихся прихожанъ была скудна числомъ, благоговѣйное ощущеніе еще усиливалось,
ную душу раскатами органа, молящийся может выйти из церковного полусумрака — и вот перед ним оно, Море, уводящее душу в даль и в Вечность. Собор начали строить в начале 13-го века, а окончили только в начале 17-го. Четыреста лет слагался этот пленительный сон молитвенного зодчества, и сколько времени еще он будет глядеть на морские волны? Внутреннее пространство храма — сорок метров ширины и сто длины, то есть четыре тысячи квадратных метров строгого плоского камня. Своды его замыкаются на сорока четырех метрах вышины, они опираются на четырнадцать тонких колонн. Таинственное празднество числа четыре, мировой четверократности, Север и Юг, и Восток, и Закат, запечатленные в архитектурной безгласности, и молча молящиеся своими числовыми строфами. Самая древняя часть храма, и наилучше украшенная, есть Capilla Real, Королевская Часовня, стены которой покрыты превосходными коврами. Когда входишь в этот величественный храм, исполненный цветного полусумрака, первое, что поражает глаз, это четыре цветные круговые окна, высоко, высоко, одно направо, три другие, разных размеров, в стене налево, именно над этой Королевскою Часовней. Окна золотые и красные, и аметистовые, и зеленые, и синие, и тёмно-синие, и светлоокие, и снова аметистовые, и снова алые, и опять золотые. Кажется, как будто вот это одно есть Солнце, а те, что разнствуют в размерах, суть Земля и Луна, и Вечерняя Звезда. Четверократное ожерелье светил, связанных в один узор в земной нашей сказке. На Земле мы живем, в изумрудном видении. На Солнце мы глядим, к верховному золоту. Луна нам колдует холодным серебром. Вечерняя Звезда, горя любовью, светит как человеческие очи, с длинными ресницами, пьянящими душу. Ave, Maria! Слышишь ли ты нас? Ave, Maria! Видишь ли ты нас? Ave, Maria, Ave, Ave.
Привет тебе, Источник сладчайший, |
Я был в этом храме во время одной службы. Не помню, с каким она праздником была связана. Песнопения были радостные, Пасхально-веселые и светлые, хоть время Пасхи уже давно миновало. В вечернем свете густо алели, золотились, и синели сферические окна-знамения. Потом закат погас, окна потемнели, и снова ожили, но уже другою жизнью, от церковного освещения. Великолепный храм был почти пуст, лишь толпы духовенства были полны в числах, и оттого, что численна была ритуальная толпа, и толпа молящихся прихожан была скудна числом, благоговейное ощущение еще усиливалось,
