Страница:Бальмонт. Морское свечение. 1910.pdf/57

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница была вычитана


пальцами, которые могутъ горѣть, не взяли бы стакановъ, на которые можно адскимъ духомъ повѣять—и потомъ опрокинуть ихъ, а съ ними—опрокинуть и живыя жизни. Такъ бы и остались эти волки въ лѣсу, лязгали бы тамъ зубами, а тутъ вотъ сумѣли считать, насчитать, не ошибиться, убить пирующихъ вблизи перекладины, убить уснувшихъ на золотыхъ мѣшкахъ, и магическимъ ужасомъ своего появленія заставить оцѣпенѣть единственную кроткую, такъ что замолчала душа, улетѣла душа, не захотѣла душа и не смогла быть тамъ, гдѣ сіяютъ горящіе пальцы казненнаго. И тѣмъ, что она улетѣла, бѣдная бѣлая птица, безпріютная, устрашившаяся капель крови съ ихъ повторностью, этимъ самымъ она еще больше усилила уже существующую неправду, вовлекла вовлеченныхъ въ злодѣяніе еще бо́льшее, ибо камень, падая съ-горы, толкаетъ другіе камни,—и кто исчислитъ тяжесть паденія и число убитыхъ и раненыхъ, ежели съ горы, не съ маленькой горки, если съ Казбека падаетъ глыба, обломокъ скалы, ознакомленной съ молніей?

Въ Польскомъ преданіи, какъ оно дошло до меня, разбойниковъ-то уловили, и казнили ихъ. Такъ. Такъ.

Но дѣло вотъ въ чемъ. До меня дошло еще другое Польское преданіе. Я ужь его приведу—не мѣняя.

На полянѣ, зовущейся Поляной Каменистой, убилъ атаманъ разбойниковъ одного изъ своихъ подчиненныхъ, а убилъ его изъ зависти, потому что былъ тотъ ловокъ въ бѣгѣ, въ стрѣльбѣ, въ красотѣ и въ скорости. Отсѣкъ ему голову. Съ той поры голова эта, съ безмѣрно длинными волосами, показывается на той полянѣ, и хотя поднимаютъ ее, и бросаютъ куда-нибудь далеко, то въ оврагъ, то въ глухую ямину, всегда возвращается назадъ.

Когда мнѣ сказывали это сказаніе, эту голову я видѣлъ.

Она снова только что была отброшена отъ Поляны Каменистой, и опять возвратилась, съ мертвыми глазами, и съ волосами болѣе длинными, чѣмъ когда-либо. И что-то на этотъ разъ зацѣпилось за ея волосы. Что,—ужь не вѣдаю: волосы слишкомъ далеко ушли. Но что-то, на что не хотѣлъ бы я смотрѣть. И врага уберегъ бы отъ смотрѣнья, если-бъ могъ. Это что-то встало—и идетъ. И мертвые глаза слѣдятъ. И горящіе пальцы свѣтятъ.


Soulac-sur-Mer.

1907. Іюнь.

Тот же текст в современной орфографии

пальцами, которые могут гореть, не взяли бы стаканов, на которые можно адским духом повеять — и потом опрокинуть их, а с ними — опрокинуть и живые жизни. Так бы и остались эти волки в лесу, лязгали бы там зубами, а тут вот сумели считать, насчитать, не ошибиться, убить пирующих вблизи перекладины, убить уснувших на золотых мешках, и магическим ужасом своего появления заставить оцепенеть единственную кроткую, так что замолчала душа, улетела душа, не захотела душа и не смогла быть там, где сияют горящие пальцы казненного. И тем, что она улетела, бедная белая птица, бесприютная, устрашившаяся капель крови с их повторностью, этим самым она еще больше усилила уже существующую неправду, вовлекла вовлеченных в злодеяние еще бо́льшее, ибо камень, падая с горы, толкает другие камни, — и кто исчислит тяжесть падения и число убитых и раненых, ежели с горы, не с маленькой горки, если с Казбека падает глыба, обломок скалы, ознакомленной с молнией?

В Польском предании, как оно дошло до меня, разбойников-то уловили, и казнили их. Так. Так.

Но дело вот в чём. До меня дошло еще другое Польское предание. Я уж его приведу — не меняя.

На поляне, зовущейся Поляной Каменистой, убил атаман разбойников одного из своих подчиненных, а убил его из зависти, потому что был тот ловок в беге, в стрельбе, в красоте и в скорости. Отсек ему голову. С той поры голова эта, с безмерно длинными волосами, показывается на той поляне, и хотя поднимают ее, и бросают куда-нибудь далеко, то в овраг, то в глухую ямину, всегда возвращается назад.

Когда мне сказывали это сказание, эту голову я видел.

Она снова только что была отброшена от Поляны Каменистой, и опять возвратилась, с мертвыми глазами, и с волосами более длинными, чем когда-либо. И что-то на этот раз зацепилось за её волосы. Что, — уж не ведаю: волосы слишком далеко ушли. Но что-то, на что не хотел бы я смотреть. И врага уберег бы от смотренья, если б мог. Это что-то встало — и идет. И мертвые глаза следят. И горящие пальцы светят.


Soulac-sur-Mer.

1907. Июнь.