И stabile, конечно, debet esse». |
При бѣгломъ взглядѣ выходитъ такъ, что Твардовскій осужденъ на длительный ужасъ оторванности отъ Земли, его постигло проклятіе—вѣчно висѣть въ воздухѣ, а потомъ еще ждетъ Страшный Судъ. Итакъ, конечно, чернокнижникъ осужденъ. Однако. Посмотримъ на все это и такъ и сякъ. Поляки—народъ болѣе тонкій и хитрый, нежели, скажемъ, Нѣмцы. Нѣтъ ли тутъ какого-нибудь изящнаго лукавства—и омытой слезами проникновенности, на которую способна лишь католическая душа?
Полагаю, что есть.
Твардовскій вступилъ въ договоръ съ Дьяволомъ потому, что онъ хотѣлъ быть сильнѣе, чѣмъ люди, и не хотѣлъ смерти. Это не такъ ужь мелко. Себялюбье здѣсь не спускается до узкости своекорыстья. Ребенокъ хочетъ каждый день праздника, юноша не можетъ не хотѣть непрерывности наслажденья. Желать быть сильнѣе людей—не преступленье, а великое дѣяніе, ибо люди низки и ничтожны, и желать быть сильнѣе ихъ—значитъ желать быть воистину человѣкомъ—звѣздоокимъ человѣкомъ. И смерть есть проклятіе. Желать не вступать въ водоворотъ проклятія—не есть ли гордая стройность человѣка, который, идя по скользкому льду, имѣетъ спокойную рѣшимость не опрокидываться? Переходя отъ панорамы къ панорамѣ, Твардовскій былъ ребенкомъ, и не переставалъ быть юношей. Въ этомъ его оправданье, если еще нужно оправдаться, когда прошелъ черезъ ужасъ, гибель и сладость дѣтскихъ слезъ, какими Дьяволъ не сможетъ заплакать, хотя бы даже захотѣлъ. Когда жалкій обманщикъ, Дьяволъ, уловляетъ его въ западнѣ и говоритъ: «Благородное слово должно быть твердо»,—Твардовскій, вмѣсто того, чтобы пускаться съ нимъ въ казуистическія препирательства, подтверждаетъ свое слово—и смѣло пускается съ Дьяволомъ въ неизвѣстность, въ свирѣпые ужасы всѣхъ возможностей Ада. Дьяволъ формально былъ правъ, но, когда безпристрастное Око видитъ, что во время дѣтской игры одинъ ребенокъ говоритъ другому: «Сдѣлай это, иначе ты лгунъ», и обвиняемый ребенокъ, смѣло опровергаетъ обвиненье, не замѣчая даже, что передъ обманщикомъ не оправдываются, и что обманщика даже дозволительно обмануть,—это безпристрастное Око посылаетъ незримый зачарованный взглядъ, которымъ уничтожается жалкій сглазъ Дьявола.
Дьяволъ получилъ власть умчать Твардовскаго, но онъ влечетъ его не внизъ, а вверхъ. И чѣмъ выше Дьяволъ его уноситъ, тѣмъ ближе Твардовскій къ благословенному
И stabile, конечно, debet esse». |
При беглом взгляде выходит так, что Твардовский осужден на длительный ужас оторванности от Земли, его постигло проклятие — вечно висеть в воздухе, а потом еще ждет Страшный Суд. Итак, конечно, чернокнижник осужден. Однако. Посмотрим на всё это и так и сяк. Поляки — народ более тонкий и хитрый, нежели, скажем, Немцы. Нет ли тут какого-нибудь изящного лукавства — и омытой слезами проникновенности, на которую способна лишь католическая душа?
Полагаю, что есть.
Твардовский вступил в договор с Дьяволом потому, что он хотел быть сильнее, чем люди, и не хотел смерти. Это не так уж мелко. Себялюбье здесь не спускается до узкости своекорыстья. Ребенок хочет каждый день праздника, юноша не может не хотеть непрерывности наслажденья. Желать быть сильнее людей — не преступленье, а великое деяние, ибо люди низки и ничтожны, и желать быть сильнее их — значит желать быть воистину человеком — звездооким человеком. И смерть есть проклятие. Желать не вступать в водоворот проклятия — не есть ли гордая стройность человека, который, идя по скользкому льду, имеет спокойную решимость не опрокидываться? Переходя от панорамы к панораме, Твардовский был ребенком, и не переставал быть юношей. В этом его оправданье, если еще нужно оправдаться, когда прошел через ужас, гибель и сладость детских слез, какими Дьявол не сможет заплакать, хотя бы даже захотел. Когда жалкий обманщик, Дьявол, уловляет его в западне и говорит: «Благородное слово должно быть твердо», — Твардовский, вместо того, чтобы пускаться с ним в казуистические препирательства, подтверждает свое слово — и смело пускается с Дьяволом в неизвестность, в свирепые ужасы всех возможностей Ада. Дьявол формально был прав, но, когда беспристрастное Око видит, что во время детской игры один ребенок говорит другому: «Сделай это, иначе ты лгун», и обвиняемый ребенок, смело опровергает обвиненье, не замечая даже, что перед обманщиком не оправдываются, и что обманщика даже дозволительно обмануть, — это беспристрастное Око посылает незримый зачарованный взгляд, которым уничтожается жалкий сглаз Дьявола.
Дьявол получил власть умчать Твардовского, но он влечет его не вниз, а вверх. И чем выше Дьявол его уносит, тем ближе Твардовский к благословенному
