Мой рокъ, благодарю о вѣрный, мудрый змій!
Ядъ отверженія — напитокъ вѣнценосный!
Ты запретилъ мнѣ міръ извѣданный и косный,
Слова и числа давъ — просторы двухъ стихій!
Мнѣ чужды съ раннихъ дней — блистающія весны.
И рѣчи о «любви», завѣтный хламъ витій;
Люблю я кактусы, пасть орхидей, да сосны,
А изъ людей лишь тѣхъ, кто презрѣлъ «не убій».
Вотъ почему мнѣ такъ мучительно знакома
Съ мишурной кисеей продажная кровать.
Я въ залѣ межъ блудницъ, съ ватагой пьяницъ, дома.
Одни пришли сюда грѣшить и убивать,
Другія, перейдя за глубину паденья,
Внѣ человѣчества, какъ странныя растенья.
Мой рок, благодарю о верный, мудрый змий!
Яд отвержения — напиток венценосный!
Ты запретил мне мир изведанный и косный,
Слова и числа дав — просторы двух стихий!
Мне чужды с ранних дней — блистающие весны.
И речи о «любви», заветный хлам витий;
Люблю я кактусы, пасть орхидей, да сосны,
А из людей лишь тех, кто презрел «не убий».
Вот почему мне так мучительно знакома
С мишурной кисеей продажная кровать.
Я в зале меж блудниц, с ватагой пьяниц, дома.
Одни пришли сюда грешить и убивать,
Другие, перейдя за глубину паденья,
Вне человечества, как странные растенья.
