офицеръ что-то кричитъ, но не понимала что именно. Онъ побѣжалъ обратно къ дрезинѣ, оглянулся, замахалъ сердито руками и опять побѣжалъ, спотыкнулся, упалъ и вдругъ опять надъ ея головой весь воздухъ наполнился прежнимъ отвратительнымъ желѣзнымъ визгомъ, земля поплыла изъ-подъ ногъ, небо сразу померкло и какая-то страшная, непонятная сила мягко повлекла Аринушку въ тихую, черную и безбрежную тьму.
офицер что-то кричит, но не понимала что именно. Он побежал обратно к дрезине, оглянулся, замахал сердито руками и опять побежал, спотыкнулся, упал и вдруг опять над ее головой весь воздух наполнился прежним отвратительным железным визгом, земля поплыла из-под ног, небо сразу померкло и какая-то страшная, непонятная сила мягко повлекла Аринушку в тихую, черную и безбрежную тьму.
Нашъ санитарный поѣздъ вышелъ туда изъ Львова ночью, часовъ въ девять, подъ покровомъ темноты. Еще недавно одинъ изъ поѣздовъ, нашей организаціи былъ обстрѣлянъ австрійцами съ аэроплана, къ счастью безрезультатно и совсѣмъ на-дняхъ на вокзалѣ той станціи, куда мы ѣхали, была сверху брошена бомба, убившая сестру милосердія и повредившая зданіе. Говорили, что въ санитарные поѣзда довольно часто во время ихъ пути стрѣляютъ изъ ружей. Поѣздка представлялась не совсѣмъ безопасной и поэтому насъ предупредили, что поѣздъ пойдетъ безъ огней.
Кромѣ уполномоченнаго организаціи, ведшаго поѣздъ, двоихъ врачей и фельдшера, насъ было восемнадцать человѣкъ санитаровъ—какъ на-подборъ восемнадцать сильныхъ, мускулистыхъ людей, половина ихъ—студенты—всѣ рослые, здоровые парни и восемь сестеръ милосердія того интеллигентнаго, жизнерадостнаго и трогательнаго типа русскихъ женщинъ, который и до меня уже былъ воспѣтъ въ достаточной степени.
Всѣ мы отправлялись за ранеными въ первый разъ и всѣ горѣли какимъ-то священнымъ огнемъ поскорѣе приступить къ нашему дѣлу, отдать безъ остатка нашу энергію и всѣ силы.
Долго мы ѣхали во тьмѣ и молчаніи, въ холодномъ, нетопленномъ вагонѣ третьяго класса,
Наш санитарный поезд вышел туда из Львова ночью, часов в девять, под покровом темноты. Еще недавно один из поездов нашей организации был обстрелян австрийцами с аэроплана, к счастью безрезультатно, и совсем на днях на вокзале той станции, куда мы ехали, была сверху брошена бомба, убившая сестру милосердия и повредившая здание. Говорили, что в санитарные поезда довольно часто во время их пути стреляют из ружей. Поездка представлялась не совсем безопасной и поэтому нас предупредили, что поезд пойдет без огней.
Кроме уполномоченного организации, ведшего поезд, двоих врачей и фельдшера, нас было восемнадцать человек санитаров — как на подбор восемнадцать сильных, мускулистых людей, половина их — студенты — все рослые, здоровые парни и восемь сестер милосердия того интеллигентного, жизнерадостного и трогательного типа русских женщин, который и до меня уже был воспет в достаточной степени.
Все мы отправлялись за ранеными в первый раз и все горели каким-то священным огнем поскорее приступить к нашему делу, отдать без остатка нашу энергию и все силы.
Долго мы ехали во тьме и молчании, в холодном, нетопленном вагоне третьего класса,
