бились о нихъ волны, пока удалось имъ прорваться сквозь гранитную массу, вырвать изъ нея болѣе шаткіе камни и съ грохотомъ унести ихъ къ подножію холма.
Обломки ихъ и понынѣ можно видѣть около „Чертова городбища“, съ южной стороны. А на мѣстѣ ихъ образовались два прохода, такъ что, вмѣсто одной громадной груды камней, уцѣлѣло только ея основаніе, разсѣченное натрое и представляющее изъ себя три совершенно отдѣльныхъ скалы.
Не устоять бы и этимъ камнямъ, да Водяной вспомнилъ о своемъ дворцѣ, о своей сокровищницѣ и не на шутку встревожился, цѣлы-ли они.
Отъ всего его царства, отъ пышнаго дворца остались только груды развалинъ. Бурные порывы волнъ смыли все до основанія, разнесли въ разныя стороны всѣ драгоцѣнности, стоившія такихъ трудовъ. Тысячи рукъ десятки лѣтъ потребовались бы для того, чтобы собрать ихъ вновь.
Увидѣлъ Водяной это, имъ же самимъ произведенное опустошеніе и замертво упалъ, пораженный отчаяніемъ. Умирая, проклялъ онъ дочь свою и обрекъ ее на вѣчное скитаніе.
Горе-горькой, бездомной кукушечкой съ той поры носится она по лѣсу, не зная родного гнѣзда, жалуясь на свое одиночество. Не можетъ оторваться она отъ развалинъ каменной лѣстницы, когда-то сложенной ея руками; носится, вьется надъ ними, жалобно распѣвая свою тоскливую пѣсню. Горькія слезы падаютъ изъ ея глазъ, и отъ этихъ слезъ выростаютъ бѣлые душистые цвѣты, распространяющіе сладкій, пряный ароматъ. Оттого такъ много богульника и растетъ близь „Чертова городбища“. Но, говорятъ, злополучная дочь Водяного принимаетъ и свой прежній образъ: въ ночь на годовщину того дня, когда она освободила отцовскихъ невольниковъ. Въ эту ночь, говорятъ, бываетъ неизъяснимая, торжественная тишина,—слышно, какъ растетъ трава, какъ съ дерева падаетъ листъ. Ни одно насѣкомое не смѣетъ прожужжать въ воздухѣ, ни одна струйка не всплеснетъ на озерѣ. На ясной синевѣ неба не показывается ни одно облачко. Полная луна голубымъ серебромъ лучей своихъ обливаетъ блѣдныя ступени скалъ, кидаетъ по нимъ узорныя, причудливыя тѣни. Съ торфяного болота поднимается
бились о них волны, пока удалось им прорваться сквозь гранитную массу, вырвать из неё более шаткие камни и с грохотом унести их к подножию холма.
Обломки их и поныне можно видеть около «Чертова городбища», с южной стороны. А на месте их образовались два прохода, так что, вместо одной громадной груды камней, уцелело только её основание, рассеченное натрое и представляющее из себя три совершенно отдельных скалы.
Не устоять бы и этим камням, да Водяной вспомнил о своем дворце, о своей сокровищнице и не на шутку встревожился, целы ли они.
От всего его царства, от пышного дворца остались только груды развалин. Бурные порывы волн смыли всё до основания, разнесли в разные стороны все драгоценности, стоившие таких трудов. Тысячи рук десятки лет потребовались бы для того, чтобы собрать их вновь.
Увидел Водяной это, им же самим произведенное опустошение и замертво упал, пораженный отчаянием. Умирая, проклял он дочь свою и обрек ее на вечное скитание.
Горе-горькой, бездомной кукушечкой с той поры носится она по лесу, не зная родного гнезда, жалуясь на свое одиночество. Не может оторваться она от развалин каменной лестницы, когда-то сложенной её руками; носится, вьется над ними, жалобно распевая свою тоскливую песню. Горькие слезы падают из её глаз, и от этих слез вырастают белые душистые цветы, распространяющие сладкий, пряный аромат. Оттого так много богульника и растет близ «Чертова городбища». Но, говорят, злополучная дочь Водяного принимает и свой прежний образ: в ночь на годовщину того дня, когда она освободила отцовских невольников. В эту ночь, говорят, бывает неизъяснимая, торжественная тишина, — слышно, как растет трава, как с дерева падает лист. Ни одно насекомое не смеет прожужжать в воздухе, ни одна струйка не всплеснет на озере. На ясной синеве неба не показывается ни одно облачко. Полная луна голубым серебром лучей своих обливает бледные ступени скал, кидает по ним узорные, причудливые тени. С торфяного болота поднимается
