держатся въ людяхъ, оттого имъ такъ нехорошо и живется на свѣтѣ.
Отвалить бы тяжелый камень, выпустить бы на свѣтъ истомившуюся узницу, взять бы отъ нея драгоцѣнный свитокъ, воспринять бы сердцемъ, заключенныя въ немъ, святыя истины, и совсѣмъ по другому пошла бы жизнь. Тогда и солнышко ярче засвѣтило бы на небѣ, веселѣй замигали бы частыя звѣздочки; звонче зажурчали бы свѣтло-струйные ручейки, сладостнѣй зашептался бы темный лѣсъ, голосистѣй запѣли бы въ немъ звонко-голосыя пташечки.
Эхъ! гдѣ же тотъ богатырь, кто отвалилъ бы тяжелый камень? Что онъ не приходитъ? Что не поможетъ людямъ устроить жизнь свою по волѣ и правдѣ Божіей?
Ждетъ не дождется его бѣдная Дугитри; ждутъ не дождутся его и каменные братья ея.
„Ужели сестра наша не освободится до тѣхъ поръ, пока камень, загораживающій выходъ изъ горы, не разрушится самъ собой!“ печально думаютъ они: „О, какъ долго еще этого ждать!“
Старый воронъ часто прилетаетъ къ нимъ и утѣшительно имъ каркаетъ:
Правда безсмертна, свѣтла и сильна,— |
держатся в людях, оттого им так нехорошо и живется на свете.
Отвалить бы тяжелый камень, выпустить бы на свет истомившуюся узницу, взять бы от неё драгоценный свиток, воспринять бы сердцем, заключенные в нём, святые истины, и совсем по другому пошла бы жизнь. Тогда и солнышко ярче засветило бы на небе, веселей замигали бы частые звездочки; звонче зажурчали бы светло-струйные ручейки, сладостней зашептался бы темный лес, голосистей запели бы в нём звонко-голосые пташечки.
Эх! где же тот богатырь, кто отвалил бы тяжелый камень? Что он не приходит? Что не поможет людям устроить жизнь свою по воле и правде Божией?
Ждет не дождется его бедная Дугитри; ждут не дождутся его и каменные братья её.
«Ужели сестра наша не освободится до тех пор, пока камень, загораживающий выход из горы, не разрушится сам собой!» печально думают они: «О, как долго еще этого ждать!»
Старый ворон часто прилетает к ним и утешительно им каркает:
Правда бессмертна, светла и сильна, — |
