притяженія, то получается отвѣтъ, что она есть сила, производящая движеніе земли вокругъ солнца, т.-е. она имѣетъ совершенно то же содержаніе, какъ и существованіе, основаніемъ котораго она должна быть; отношеніе земли и солнца въ ихъ движеніи есть тожественная основа основанія и обоснованнаго. Если какая-либо форма кристаллизаціи объясняется тѣмъ, что основаніемъ ея служитъ особое взаимное расположеніе частицъ, то вѣдь существующая кристаллизація и есть именно то расположеніе, которое объявляется за основаніе. Въ обычной жизни эти этіологіи, которыя составляютъ привилегію науки, считаются тѣмъ, что онѣ суть, тожесловными, пустыми рѣчами. Если на вопросъ, почему такой-то человѣкъ ѣдетъ въ городъ, отвѣчаютъ указаніемъ на то основаніе, что въ городѣ находится побуждающая его тому притягательная сила, то этого рода отвѣтъ, санкціонированный въ наукѣ, считается пошлостью. Лейбницъ укорялъ ньютонову силу притяженія въ томъ, что она есть такое же скрытое качество, какими пользовались для объясненія схоластики. Можно было бы сдѣлать ей скорѣе тотъ упрекъ, что она есть слишкомъ извѣстное качество, ибо въ ней нѣтъ иного содержанія, кромѣ самого явленія. Этотъ способъ объясненія, привлекаетъ именно своею большою ясностью и понятностью, ибо что можетъ быть яснѣе и понятнѣе указанія, напримѣръ, на то, что растеніе имѣетъ свое основаніе въ растительной, т.-е. производящей растеніе силѣ. Скрытымъ качествомъ эта сила могла бы быть названа лишь въ томъ смыслѣ, что основаніе должно имѣть иное содержаніе, чѣмъ объясняемое имъ, а между тѣмъ это содержаніе не дано; служащая дли объясненія сила есть, конечно, скрытое основаніе постольку, поскольку требуемаго основанія не дается. Посредствомъ такого формализма нѣчто познается столь же мало, какъ если я скажу, что познаніе природы растенія состоитъ въ томъ, что оно есть растеніе; при всей ясности такого предложенія или того предложенія, что растеніе имѣетъ свое основаніе въ производящей его силѣ, этотъ способъ объясненія можетъ быть названъ весьма скрытымъ.
Во-вторыхъ, по формѣ при этомъ способѣ объясненія проявляются оба противоположныя направленія отношенія основанія, не ириводя къ познанію ихъ опредѣленнаго отношенія. Основаніе есть, съ одной стороны, основаніе, какъ рефлектированное въ себя опредѣленіе содержанія того существованія, которое оно обосновываетъ, а съ другой — оно есть положенное. Оно есть то, изъ чего должно быть понято существованіе; но, наоборотъ, отъ послѣдняго заключается къ первому, и основаніе понимается изъ существованія. Главная задача этой рефлексіи состоитъ именно въ томъ, чтобы изъ существованія найти основаніе, т.-е. превратить непосредственное существованіе въ форму рефлектированнаго бытія; основаніе вмѣсто того, чтобы быть въ себѣ и для себя и самостоятельнымъ, становится тѣмъ самымъ скорѣе положеннымъ и производнымъ. А такъ какъ оно такимъ путемъ сообразуется съ явленіемъ, и его опредѣленія основываются на послѣднемъ, то послѣднее, конечно, совершенно гладко и по попутному вѣтру вытекаетъ изъ своего основанія. Но познаніе тѣмъ самымъ не движется съ мѣста; оно продолжаетъ вращаться въ томъ формальномъ различеніи, которое обращается назадъ и снимается черезъ этотъ пріемъ. Одно
притяжения, то получается ответ, что она есть сила, производящая движение земли вокруг солнца, т. е. она имеет совершенно то же содержание, как и существование, основанием которого она должна быть; отношение земли и солнца в их движении есть тожественная основа основания и обоснованного. Если какая-либо форма кристаллизации объясняется тем, что основанием её служит особое взаимное расположение частиц, то ведь существующая кристаллизация и есть именно то расположение, которое объявляется за основание. В обычной жизни эти этиологии, которые составляют привилегию науки, считаются тем, что они суть, тожесловными, пустыми речами. Если на вопрос, почему такой-то человек едет в город, отвечают указанием на то основание, что в городе находится побуждающая его тому притягательная сила, то этого рода ответ, санкционированный в науке, считается пошлостью. Лейбниц укорял ньютонову силу притяжения в том, что она есть такое же скрытое качество, какими пользовались для объяснения схоластики. Можно было бы сделать ей скорее тот упрек, что она есть слишком известное качество, ибо в ней нет иного содержания, кроме самого явления. Этот способ объяснения, привлекает именно своею большою ясностью и понятностью, ибо что может быть яснее и понятнее указания, например, на то, что растение имеет свое основание в растительной, т. е. производящей растение силе. Скрытым качеством эта сила могла бы быть названа лишь в том смысле, что основание должно иметь иное содержание, чем объясняемое им, а между тем это содержание не дано; служащая дли объяснения сила есть, конечно, скрытое основание постольку, поскольку требуемого основания не дается. Посредством такого формализма нечто познается столь же мало, как если я скажу, что познание природы растения состоит в том, что оно есть растение; при всей ясности такого предложения или того предложения, что растение имеет свое основание в производящей его силе, этот способ объяснения может быть назван весьма скрытым.
Во-вторых, по форме при этом способе объяснения проявляются оба противоположные направления отношения основания, не ириводя к познанию их определенного отношения. Основание есть, с одной стороны, основание, как рефлектированное в себя определение содержания того существования, которое оно обосновывает, а с другой — оно есть положенное. Оно есть то, из чего должно быть понято существование; но, наоборот, от последнего заключается к первому, и основание понимается из существования. Главная задача этой рефлексии состоит именно в том, чтобы из существования найти основание, т. е. превратить непосредственное существование в форму рефлектированного бытия; основание вместо того, чтобы быть в себе и для себя и самостоятельным, становится тем самым скорее положенным и производным. А так как оно таким путем сообразуется с явлением, и его определения основываются на последнем, то последнее, конечно, совершенно гладко и по попутному ветру вытекает из своего основания. Но познание тем самым не движется с места; оно продолжает вращаться в том формальном различении, которое обращается назад и снимается через этот прием. Одно
