она была привязана къ колесу маленькой, почти игрушечной коляски, завернутой кругомъ въ три или четыре шерстящихъ одѣяла. Покрышку осторожно сняли и когда Баптистъ поднесъ фонарь къ отверстію этой телѣжки, похожей на гнѣздо, поставленное на колеса, въ ней оказался спящій ребенокъ.
Мы были такъ поражены, что не могли выговорить ни слова. Отецъ первый пришелъ въ себя, и такъ какъ онъ былъ человѣкъ великодушный и восторженный, то, положивъ руку на верхъ коляски, сказалъ: — „Бѣдный подкидышъ, ты будешь нашъ“, — и приказалъ брату моему Жаку идти впереди всѣхъ и везти нашу находку.
Думая вслухъ, отецъ проговорилъ: — „Это дитя любви, и бѣдная мать пришла къ моей двери въ этотъ крещенскій вечеръ, въ память Младенца-Христа“.
Онъ снова остановился и изо всей силы прокричалъ четыре раза, на всѣ четыре стороны: „Мы его взялии! Потомъ, положивъ руку на плечо своего брата, онъ тихо проговорилъ: — „Ну, Франсуа, что бы было, еслибы ты выстрѣлилъ въ собаку?“
Дядя ничего не отвѣчалъ, но во мракѣ осѣнилъ себя крестомъ, потому что былъ очень религіозенъ, несмотря на свои хвастовскія замашки.
Собаку отвязали и она послѣдовала за нами.
Но всего милѣе было возвращеніе домой.
Сначала намъ стоило большого труда ввезти коляску по лѣстницѣ, но наконецъ мы преодолѣли всѣ препятствія и докатили ее до самыкъ сѣней.
До чего смѣшна была мать, довольная и смущенная! А четыре маленькія кузины мои (младшей было шесть лѣтъ) напоминали четырехъ куръ вокругъ гнѣзда. Наконецъ ребенка, все еще спящаго, вынули изъ коляски. Это была дѣ
