эти клише и выслушавъ отъ фоношпіоновъ все, что у меня говорится, вы начинаете дуться, или выкидываете настоящій скандалъ. Мнѣ это надоѣло!..
— Спрашиваю еще разъ, кто такой былъ этотъ господинъ?
— Мозольный операторъ… нотаріусъ… сапожникъ… дѣдушка… племянникъ… парикмахеръ, однимъ словомъ, кто вамъ угодно! — скороговоркой продекламировалъ женскій голосъ.
— Не смѣйтесь же надо мной… Умоляю васъ, Сильвія, дорогая моя Сильвія! Вспомните!..
Подходя на цыпочкахъ, Филоксенъ Лоррисъ увидѣлъ, наконецъ, Сюльфатена, кричавшаго и жестикулировавшаго наединѣ передъ большимъ зеркаломъ телефоноскопа, отражавшимъ, образъ дамы, столь же возбужденной и взволнованной, какъ и самъ инженеръ-медикъ. Это была рослая полненькая брюнетка, въ которой ученый узналъ звѣзду Мольеровскаго дворца, трагическую актрису-медіума Сильвію. Ему случалось видѣть ее въ нѣсколькихъ классическихъ роляхъ.
— Однако-же дѣло плохо! — подумалъ Филоксенъ Лоррисъ. — Мнѣ говорили, значитъ, правду. Сюльфатенъ начинаетъ пошаливать! Кто бы могъ этому повѣрить?
Сюльфатенъ, очевидно, на этотъ разъ не выдержалъ характера. Голосъ его все болѣе смягчался.
Вмѣсто гнѣва въ словахъ его звучалъ только оттѣнокъ упрека.
— Я вѣдь васъ прошу лишь объяснить мнѣ… Ахъ, Господи, вѣдь вы должны были бы понять это сами… Сильвія, припомните хоть то, что вы мнѣ говорили еще недавно… то, въ чемъ вы мнѣ клялись!..
Брюнетка въ зеркалѣ телефоноскопа нервно разсмѣялась.
— Чтобъ кончить разъ навсегда съ вашими сценами ревности, объявляю вамъ, милостивый государь, что всѣ клятвы съ моей стороны были, какъ говорится у насъ, — театральныя. Онѣ въ счетъ нейдутъ!..
— Нейдутъ? — бѣшено взревѣлъ Сюльфатенъ. — Ахъ ты, негодница!..
Трескъ и дребезжанье разбитаго стекла заставили Филоксена Лорриса устремиться впередъ. Образъ Сильвіи исчезъ, такъ какъ зеркальная пластинка телефоноскопа разлетѣлась
