нается с момента возникновения притязания, а не с момента зарождения иска (Nativität); она прерывается осуществлением самого права, а не только предъявлением иска, и, наконец, погашается по давности самое притязание, а не одно лишь исковое право. Виндшейд полагает, что таким образом он станет на почве римских воззрений, избегая только римской терминологии; во всяком случае он этим создает институт, не имеющий ничего общего с современными взглядами. Притязание должно погашаться по давности, начиная с момента его возникновения. Последовательно рассуждая, надо прийти к тому заключению, что давности должны подлежать также и срочные притязания, ибо вся разница заключается в том, что хотя притязание само по себе и существует, но его осуществление отсрочено. Такой вывод несогласен не только с римскими началами, но и с самым существом дела. Виндшейд старается устранить это противоречие указанием на то, что до наступления срока срочное право еще не существует; но это совершенно неосновательно[1].
Давность притязания, по мнению Виндшейда, должна прерываться его осуществлением, предъявление же иска имеет значение перерыва лишь потому, что оно является осуществлением права[2]. Но разве не будет осуществлением права и пользование правом требования для возражения или уступка его другому лицу? Усматривает ли Виндшейд и в этом перерыв давности? Во всяком случае римское право давности, как его объясняет Виндшейд, совершенно противоречило бы взглядам свойственным общегерманскому и вообще современному праву.
По нашему мнению тот, кто не признает идеи исковой давности, этим самым теряет ключ к правильному пониманию отдельных положений общегерманского права.
III. Предположения исковой давности, т. е. потери искового права в силу его неосуществления в течение установленного законом срока, суть следующие:
