между Іогансеномъ и худымъ, похожимъ на янки, охотникомъ Латимеромъ. Причиной ея было замѣчаніе Латимера по поводу неспокойного поведенія Іогансена во снѣ: онъ такъ кричалъ во снѣ и храпѣлъ, что никому не давалъ спать.
Что касается меня, то меня всю ночь душили кошмары. День былъ похожъ на страшный сонъ. Звѣрство слѣдовало за звѣрствомъ, и разгорѣвшіяся страсти и жестокость довели всѣхъ до такого возбужденія, что всѣмъ хотѣлось бить другъ друга, убивать, увѣчить. Мои нервы были потрясены. Мой разумъ тоже. Я прожилъ всю свою жизнь, даже не подозрѣвая о томъ, какой страшный звѣрь человѣкъ. Я зналъ жизнь только съ ея интеллектуальной стороны. Я зналъ жестокость, но это была жестокость интеллекта — ѣдкіе сарказмы Чарли Фурусета, жестокія эпиграммы и злыя шутки товарищей по университету, да злобныя замѣчанія профессоровъ во времена моего студенчества.
И это было все. Но чтобы люди могли срывать свой гнѣвъ на другихъ, причиняя имъ увѣчья и проливая ихъ кровь, было для меня и странно и страшно. Недаромъ меня прозвали «Сисси» (дѣвочкой), Ванъ-Вейденомъ, думалъ я, безпокойно мечась по подушкѣ въ промежуткѣ между кошмарами. Мнѣ казалось, что до сихъ поръ моя невинность въ отношеніи реальной жизни была дѣйствительно невѣроятная. Я горько смѣялся надъ самимъ собою и, кажется, находилъ въ отвратительной философіи Волка Ларсена болѣе удовлетворительное объясненіе жизни, чѣмъ въ своей собственной.
