Я испугался, когда созналъ направленіе своихъ мыслей. Безпрерывное звѣрство, окружавшее меня, имѣло развращающее вліяніе. Оно стремилось уничтожить все, что было самаго лучшаго и свѣтлаго въ моей жизни. Мой разумъ говорилъ мнѣ, что избіеніе Томаса Могриджа было дурнымъ поступкомъ, но я никакъ не могъ запретить своей душѣ радоваться. И даже тогда, когда я быль подавленъ огромностью своего грѣха — ибо это быль грѣхъ, — я въ то же время почти захлебывался отъ нездороваго восторга. Я не былъ больше Ванъ-Вейденомъ. Я былъ Гёмпомъ, — юнгой на шхунѣ Призракъ; Волкъ Ларсенъ былъ моимъ капитаномъ, Томасъ Могриджъ и остальные были моими товарищами и меня безпрестанно окунали въ ту самую окраску, которою были выкрашены они всѣ.
Три слѣдующіе дня я исполнялъ не только свои обязанности, но также и обязанности Томаса Могриджа, и могу сказать, что я исполнялъ ихъ хорошо. Я знаю, что моя стряпня заслужила одобреніе Волка Ларсена, а матросы такъ просто сіяли отъ удовольствія во время моего кратковременнаго царствованія въ кухнѣ.
— Въ первый разъ ѣмъ чистый кусокъ на этомъ суднѣ, — сказалъ мнѣ Гэрисонъ, стоя у двери кухни и передавая мнѣ горшки и кастрюли. — Стряпня Томми какъ-то всегда отдавала испорченнымъ саломъ, и я думаю, что онъ не мѣнялъ рубахи съ тѣхъ поръ, какъ мы выѣхали изъ «Фриско».
