Тонъ, какимъ было сказано это послѣднее слово, представлялъ разительный контрастъ съ тономъ его предыдущей рѣчи. Слово хлестнуло, какъ ударъ бича. Поваръ совсѣмъ съежился.
— Слушаю, сэръ, — робко отвѣтилъ Онъ, и его провинившаяся голова мигомъ исчезла въ кухонную дверь.
Но этотъ неошиданный нагоняй, очевидно, относился не только къ повару, потому что и остальная команда тотчасъ же приняла равнодушный видъ и каждый взялся за свое дѣло. Только нѣсколько человѣкъ, которые праздно шатались по палубѣ, между люкомъ и кухней, и которые, повидимому, не были матросами, продолжали негромко разговаривать между собою. Какъ я потомъ узналъ, это были охотники, люди убивавшіе котиковъ и считавшіеся значительно Высшей породы, чѣмъ обыкновенные матросы.
— Іогансенъ! — крикнулъ Волкъ Ларсенъ. Одинъ матросъ послушно приблизился къ нему. — Принесите свою иглу и кожаную ладонь и зашейте этого прощелыгу. Кусокъ старой парусины найдете въ парусной кладовой. Постарайтесь, чтобы ее хватило.
— Что мы привяшемъ къ его ногамъ, сэръ? — спросилъ матросъ послѣ обычныхъ «слушаю, сэръ».
— Посмотримъ, — отвѣтилъ Ларсенъ и закричалъ: — Поваръ!
Томасъ Могриджъ выскочилъ изъ кухни, какъ Петрушка изъ-за ширмъ.
— Пойдите внизъ и наберите мѣшокъ угля.
— У кого-нибудь изъ васъ, господа, есть биб-
