нія полумачты на бортъ и снова устроилъ ножницы. Ночь я спалъ на палубѣ, возлѣ моей работы. Модъ отказалась остаться одна на берегу и спала въ кубрикѣ. Волкъ Ларсенъ ходилъ вокругъ насъ, слушалъ, какъ я исправляю воротъ и разговаривалъ со мною и Модъ на безразличныя темы. О разрушеніи ножницъ никто даже не упомянулъ, точно такъ же, какъ онъ не сказалъ ни слова о томъ, чтобы я оставилъ его судно въ покоѣ. Все же я боялся этого слѣпого, но чутко прислушивавшагося человѣка и никогда не подпускалъ его близко, когда работалъ.
Я спалъ подъ милыми моему сердцу ножницами, когда меня разбудилъ шумъ его шаговъ. Была ясная, звѣздная ночь, и я ясно различалъ его фигуру, когда онъ ходилъ по судну. Я вылѣзъ изъ-подъ одѣялъ и въ однихъ чулкахъ безшумно слѣдовалъ за нимъ. Онъ вооружился большимъ ножомъ и собирался перерѣзать тросы, которыми я связалъ ножницы.
— Я бы на вашемъ мѣстѣ не сталъ этого дѣлать, — сказалъ я спокойно.
Онъ услышалъ звукъ взводимаго курка и расхохотался.
— А, мое почтеніе, Гёмпъ! — сказалъ онъ — Я зналъ, что вы здѣсь. У меня тонкій слухъ.
— Это ложь, Волкъ Ларсенъ, — сказалъ я, попрежнему спокойно. — Но такъ какъ я только ищу случая убить васъ, то пожалуйста перерѣзывайте веревки.
— У васъ всегда есть случай, — насмѣшливо сказалъ онъ.
