жизней, хотя вы чувствуете обратное и думаете, что можно доказать это. Зачѣмъ я буду беречь жизнь, когда она такъ дешева, когда она не имѣетъ никакой цѣнности? Вѣдь матросовъ существуетъ больше, чѣмъ кораблей, для которыхъ они нужны; рабочихъ больше, чѣмъ фабрикъ, гдѣ они могли бы работать. Да вѣдь вы, живущій постоянно на берегу, прекрасно знаете, что вы держите вашъ бѣдный людъ въ городскихъ трущобахъ и напускаете на нихъ голодъ и болѣзни, и все же бѣдняковъ, жаждущихъ сухой корки хлѣба и борющихся за нее, остается больше, чѣмъ нужно. Вы когда-нибудь видали лондонскихъ рабочихъ на докахъ, дерущихся, какъ дикіе звѣри, за возможность получить работу?
Онъ повернулся и пошелъ въ каюту, но вдругъ остановился и сказалъ: — Знаете ли вы, что единственная цѣннюсть, которую жизнь имѣетъ, это та, которую она приписываетъ себѣ сама. И, конечно, она переоцѣниваетъ себя, потому что каждый судитъ о себѣ лучше, чѣмъ онъ есть. Возьмите, напримѣръ, этого парня, котораго я послалъ наберхъ. Онъ держался тамъ такъ крѣпко, какъ будто бы онъ былъ самой драгоцѣнной вещью въ мірѣ, сокровищемъ, дороже брилліантовъ и рубиновъ. Развѣ онъ дорогъ для васъ? Нѣтъ. Для меня? Ничуть не бывало. Для него самого? Да. Но я не согласенъ съ его оцѣнкой. Онъ слишкомъ переоцѣнилъ самого себя. Существуетъ вполнѣ достаточно жизней, которыя хотятъ еще родиться. Если бы онъ упалъ, и его мозги забрызгали бы палубу, какъ медъ, выброшенный изъ
