Я съ нѣкоторымъ испугомъ посмотрѣлъ на подлинную жертву собственныхъ волненій и страховъ, потомъ спросилъ:
— А что вашъ Вася?
По лицу Радовановой прошла легкая судорога не то боли, не то досады.
— Это ужасно! Онъ… Вася застрѣлился. Оставилъ письмо, что все ему кажется пустымъ и фальшивымъ. Странный мальчикъ! Въ такое время, когда все кипитъ…
Я молчалъ, думая, что даже такое время въ изображеніи Радовановой можетъ показаться пустымъ и фальшивымъ для всякаго человѣка. Но мнѣ хотѣлось знать, что унесъ съ собою Вася: какія желанія, стремлннія, какую душу? Молчала и Валентина Петровна, наконецъ, тихо молвила:
— Можетъ быть, отчасти я и виновата: не сумѣла подойти, но теперь такое время, что, право, какъ то не до личныхъ отношеній.
Обѣдать я не остался, да Радованова не особенно и приглашала, я въ тотъ же день уѣхалъ.
Конечно, Валентина Петровна — типъ вздорный и несносный, но для кого-то заразительный, хотя бы для тѣхъ трехъ семействъ, которыя, благодаря ея увѣщаніямъ, эвакуировались изъ Н. Больше того: уже пріѣхавъ въ Петроградъ, я до такой степени не могъ освободиться отъ впечатлѣнія Радовановой, что часто, слушая разговоръ, или даже читая разсужденія думаю:
— Не Валентина-ли Петровна это говоритъ, добровольный стратегъ, политикъ и богословъ.
Конечно, я сейчасъ же прихожу въ себя, и вижу, что никакой Валентины Петровны здѣсь нѣтъ, но убѣжденія, что духъ ея вѣетъ тамъ и тутъ, мнѣ никакъ не уничтожить.
Я с некоторым испугом посмотрел на подлинную жертву собственных волнений и страхов, потом спросил:
— А что ваш Вася?
По лицу Радовановой прошла легкая судорога не то боли, не то досады.
— Это ужасно! Он… Вася застрелился. Оставил письмо, что всё ему кажется пустым и фальшивым. Странный мальчик! В такое время, когда всё кипит…
Я молчал, думая, что даже такое время в изображении Радовановой может показаться пустым и фальшивым для всякого человека. Но мне хотелось знать, что унес с собою Вася: какие желания, стремления, какую душу? Молчала и Валентина Петровна, наконец, тихо молвила:
— Может быть, отчасти я и виновата: не сумела подойти, но теперь такое время, что, право, как то не до личных отношений.
Обедать я не остался, да Радованова не особенно и приглашала, я в тот же день уехал.
Конечно, Валентина Петровна — тип вздорный и несносный, но для кого-то заразительный, хотя бы для тех трех семейств, которые, благодаря её увещаниям, эвакуировались из Н. Больше того: уже приехав в Петроград, я до такой степени не мог освободиться от впечатления Радовановой, что часто, слушая разговор, или даже читая рассуждения думаю:
— Не Валентина ли Петровна это говорит, добровольный стратег, политик и богослов.
Конечно, я сейчас же прихожу в себя, и вижу, что никакой Валентины Петровны здесь нет, но убеждения, что дух её веет там и тут, мне никак не уничтожить.
