жительницѣ, говорила какой-то старушкѣ, днемъ бывшей на похоронахъ, что у нея, Анны, на этомъ же кладбищѣ похоронена бабушка, хотя это было и невѣрно, пила рябиновку и наливки, не отказывалась отъ пирога съ сагой и копченаго сига, пѣла высокимъ голосомъ, опять разводя большими руками, и, наконецъ, громко расплакалась, когда хозянъ подъ гитару запѣлъ, блестя лысиной, «Среди долины ровныя».
— Чувствительная дѣвица — ваша племянница, Анна Петровна! — говорилъ Павелъ Ефимовичъ, провожая Каролину Ивановну. — Чувствительная и утѣшительная, — добавилъ онъ, пожевавъ губами.
— Дай-то Богъ, дай-то Богъ! — кивала та головою, ища руками рукава собачьяго салопа и долго ихъ не находя.
«Милый и прелестный другъ! Ваше искреннее признаніе было не только неожиданно, но и лестно, не только лестно»… — твердила Анна, лежа въ постели и цѣлуя скомканную подушку.
жительнице, говорила какой-то старушке, днем бывшей на похоронах, что у неё, Анны, на этом же кладбище похоронена бабушка, хотя это было и неверно, пила рябиновку и наливки, не отказывалась от пирога с сагой и копченого сига, пела высоким голосом, опять разводя большими руками, и, наконец, громко расплакалась, когда хозяин под гитару запел, блестя лысиной, «Среди долины ровные».
— Чувствительная девица — ваша племянница, Анна Петровна! — говорил Павел Ефимович, провожая Каролину Ивановну. — Чувствительная и утешительная, — добавил он, пожевав губами.
— Дай-то Бог, дай-то Бог! — кивала та головою, ища руками рукава собачьего салопа и долго их не находя.
«Милый и прелестный друг! Ваше искреннее признание было не только неожиданно, но и лестно, не только лестно»… — твердила Анна, лежа в постели и целуя скомканную подушку.
