восторженными замѣчаніями. Наконецъ младшая, Катарина, развивъ свою прическу, дала знакъ ко сну и, не потушивъ свѣчей, передъ огромнымъ зеркаломъ за кроватью, мы провели почти безъ сна эту длинную, но слишкомъ короткую для влюбленныхъ, ночь.
Я проснулся отъ громкихъ голосовъ; передо мной на постели за спущенными портьерами лежало скромное, но крѣпкое и чистое платье. Мужской и грубый голосъ говорилъ сердито: «хорошо еще, что вамъ удалось привести этого дурака вмѣсто Джованни, но какая неосторожность! какая неосторожность! подумали ли вы, сударыни: въ праздникъ при всемъ народѣ пускаться на лодкѣ и въ какой еще часъ, въ какой еще часъ! Не оправдывайтесь, развѣ вамъ мало пустыхъ комнатъ для гулянья, старая Урсула не виновата, она одна теперь вертитъ машину съ тѣхъ поръ какъ этотъ вертопрахъ сбѣжалъ. Я повторяю, это хорошо, что вы залучили молодца, но чтобы впередъ этого не было!» Я выглянулъ въ занавѣску: по комнатѣ ходилъ взадъ и впередъ огромный мужчина, рябой, лѣтъ сорока пяти,
восторженными замечаниями. Наконец младшая, Катарина, развив свою прическу, дала знак ко сну и, не потушив свечей, перед огромным зеркалом за кроватью, мы провели почти без сна эту длинную, но слишком короткую для влюбленных, ночь.
Я проснулся от громких голосов; передо мной на постели за спущенными портьерами лежало скромное, но крепкое и чистое платье. Мужской и грубый голос говорил сердито: «хорошо еще, что вам удалось привести этого дурака вместо Джованни, но какая неосторожность! какая неосторожность! подумали ли вы, сударыни: в праздник при всём народе пускаться на лодке и в какой еще час, в какой еще час! Не оправдывайтесь, разве вам мало пустых комнат для гулянья, старая Урсула не виновата, она одна теперь вертит машину с тех пор как этот вертопрах сбежал. Я повторяю, это хорошо, что вы залучили молодца, но чтобы вперед этого не было!» Я выглянул в занавеску: по комнате ходил взад и вперед огромный мужчина, рябой, лет сорока пяти,
