Ахъ, усталъ я отъ этихъ высшихъ и лучшихъ: съ «высоты» ихъ потянуло меня выше, дальше отъ нихъ, къ сверхъ-человѣку!
Ужасъ напалъ на меня, когда увидѣлъ я нагими этихъ лучшихъ людей: тогда выросли у меня крылья, чтобъ унестись въ далекое будущее.
Въ далекое будущее, въ болѣе южныя страны, о какихъ не мечталъ еще ни одинъ художникъ: туда, гдѣ боги стыдятся всякихъ одеждъ!
Но переодѣтыми хочу видѣть я васъ, о, люди, братья и ближніе мои, и наряженными, тщеславными и гордыми, въ качествѣ «добрыхъ и праведныхъ».
И переодѣтымъ хочу я самъ сидѣть среди васъ, — чтобъ не узнавать васъ и себя: въ этомъ моя по слѣдняя человѣческая мудрость».
Такъ говорилъ Заратустра.
«Что случилось со мною, друзья мои? Вы видите меня разстроеннымъ, изгнаннымъ, повинующимся противъ воли, готовымъ уйти — ахъ, уйти подальше отъ васъ!
Да, еще одинъ разъ долженъ Заратустра вернуться въ свое уединеніе: но неохотно возвращается на этотъ разъ медвѣдь въ свою берлогу!
Что случилось со мною? Кто обязываетъ меня къ этому? — Ахъ, этого хочетъ моя гнѣвная повелительница, она говорила ко мнѣ; называлъ ли я вамъ когда-нибудь имя ея?
Ах, устал я от этих высших и лучших: с «высоты» их потянуло меня выше, дальше от них, к сверхчеловеку!
Ужас напал на меня, когда увидел я нагими этих лучших людей: тогда выросли у меня крылья, чтоб унестись в далекое будущее.
В далекое будущее, в более южные страны, о каких не мечтал еще ни один художник: туда, где боги стыдятся всяких одежд!
Но переодетыми хочу видеть я вас, о, люди, братья и ближние мои, и наряженными, тщеславными и гордыми, в качестве «добрых и праведных».
И переодетым хочу я сам сидеть среди вас, — чтоб не узнавать вас и себя: в этом моя по следняя человеческая мудрость».
Так говорил Заратустра.
«Что случилось со мною, друзья мои? Вы видите меня расстроенным, изгнанным, повинующимся против воли, готовым уйти — ах, уйти подальше от вас!
Да, еще один раз должен Заратустра вернуться в свое уединение: но неохотно возвращается на этот раз медведь в свою берлогу!
Что случилось со мною? Кто обязывает меня к этому? — Ах, этого хочет моя гневная повелительница, она говорила ко мне; называл ли я вам когда-нибудь имя её?
