ся и ввѣриться Діонисіодору, будто колхидской Медеѣ[1]. Пусть они погубятъ меня, даже, если угодно, сварятъ и дѣлаютъ все, что хотятъ, лишь бы мнѣ переродиться въ человѣка добраго. — На мои слова Ктизиппъ отвѣчалъ: и я также, Сократъ, готовъ отдаться въ волю иностранцевъ: пусть они, если угодно, дерутъ съ меня кожу больнѣе, чѣмъ теперь, D. лишь бы только изъ ней вышелъ не мѣхъ, какъ изъ Марсіасовой[2], а добродѣтель. Діонисіодоръ, кажется, думаетъ, что я сержусь на него: нѣтъ, я не сержусь, а только противорѣчу тому, что, по моему мнѣнію, не хорошо сказалъ онъ на меня. Противорѣчія, благороднѣйшій Діонисіодоръ, ты не называй бранью; брань есть нѣчто другое.
А развѣ словами, Ктизиппъ, возразилъ Діонисіодоръ, въ самомъ дѣлѣ можно противорѣчить? — Конечно, отвѣчалъ онъ; и очень можно: а тебѣ кажется, что противорѣчій не E. бываетъ? — Но ты, думаю, не докажешь, что когда нибудь слыхалъ, какъ одинъ противорѣчитъ другому. — Правда, отвѣчалъ онъ: однако ты слышишь теперь же, какъ я доказываю, что Ктизиппъ противорѣчитъ Діонисіодору. — И ты представишь мнѣ основаніе противорѣчія? — Конечно. — Какое же? продолжалъ онъ: вѣдь можно говорить о всякой вещи? — Можно. — Какъ она есть, или какъ не есть? — Какъ 286. есть. — А помнишь, Ктизиппъ, мы недавно доказали, что никто не говоритъ о не сущемъ: о нѣтъ и рѣчи нѣтъ. — Такъ чтожь? сказалъ Ктизиппъ: развѣ чрезъ это мы менѣе противорѣчимъ другъ другу? — Но противорѣчимъ ли мы другъ другу, спросилъ онъ, когда оба отчетливо говоримъ либо объ одномъ и томъ же, либо одно и тоже? — Согласился, что нѣтъ.
- ↑ Платонъ очевидно указываетъ здѣсь на то баснословное сказаніе, что Медея уговорила Пелеевыхъ дочерей сварить своего отца, чтобы онъ сдѣлался опять молодымъ. См. Palephat. incred. hist. 44. Fischer interprr. ad. Ovid. metam. VII. v. 283.
- ↑ Марсіасъ, великій музыкантъ, по миѳологическому сказанію, вздумалъ состязаться съ Аполлономъ. Но Аполлонъ побѣдилъ его и, въ наказаніе за дерзость, содралъ съ него кожу. Изъ этой кожи, повѣшенной имъ на деревѣ, вышелъ мѣхъ и, во времена Иродота, какъ онъ самъ говоритъ, находился въ Фригійскомъ городѣ Цемнахъ, Herod. VII. 26.
ся и ввериться Дионисиодору, будто колхидской Медее[1]. Пусть они погубят меня, даже, если угодно, сварят и делают всё, что хотят, лишь бы мне переродиться в человека доброго. — На мои слова Ктизипп отвечал: и я также, Сократ, готов отдаться в волю иностранцев: пусть они, если угодно, дерут с меня кожу больнее, чем теперь, D. лишь бы только из ней вышел не мех, как из Марсиасовой[2], а добродетель. Дионисиодор, кажется, думает, что я сержусь на него: нет, я не сержусь, а только противоречу тому, что, по моему мнению, не хорошо сказал он на меня. Противоречия, благороднейший Дионисиодор, ты не называй бранью; брань есть нечто другое.
А разве словами, Ктизипп, возразил Дионисиодор, в самом деле можно противоречить? — Конечно, отвечал он; и очень можно: а тебе кажется, что противоречий не E. бывает? — Но ты, думаю, не докажешь, что когда-нибудь слыхал, как один противоречит другому. — Правда, отвечал он: однако ты слышишь теперь же, как я доказываю, что Ктизипп противоречит Дионисиодору. — И ты представишь мне основание противоречия? — Конечно. — Какое же? продолжал он: ведь можно говорить о всякой вещи? — Можно. — Как она есть, или как не есть? — Как 286. есть. — А помнишь, Ктизипп, мы недавно доказали, что никто не говорит о не сущем: о нет и речи нет. — Так что ж? сказал Ктизипп: разве чрез это мы менее противоречим друг другу? — Но противоречим ли мы друг другу, спросил он, когда оба отчетливо говорим либо об одном и том же, либо одно и тоже? — Согласился, что нет.
————————————
- ↑ Платон очевидно указывает здесь на то баснословное сказание, что Медея уговорила Пелеевых дочерей сварить своего отца, чтобы он сделался опять молодым. См. Palephat. incred. hist. 44. Fischer interprr. ad. Ovid. metam. VII. v. 283.
- ↑ Марсиас, великий музыкант, по мифологическому сказанию, вздумал состязаться с Аполлоном. Но Аполлон победил его и, в наказание за дерзость, содрал с него кожу. Из этой кожи, повешенной им на дереве, вышел мех и, во времена Иродота, как он сам говорит, находился во Фригийском городе Цемнах, Herod. VII. 26.
