себѣ и имѣла предметомъ только себя? Обращаясь къ себѣ, она должна быть больше себя; потому что подлежитъ знанію, которое познаетъ ее: съ другой стороны, имѣя предметомъ знаніе, она конечно менѣе себя; ибо въ такомъ случаѣ знаніе подчинено ей[1]. Притомъ, если бы разсудительность, какъ знаніе знанія, была возможна; то она видѣла бы себя подъ какими-нибудь частными чертами, значитъ, отличала бы себя отъ себя. Такъ напримѣръ, если бы зрѣніе видѣло само себя; то безъ сомнѣнія имѣло бы свой цвѣтъ, какъ необходимое условіе зрѣнія: но это противорѣчитъ принятому положенію, которое, не выходя изъ предѣловъ логической формы, не приписываетъ разсудительности ничего реальнаго. Между тѣмъ надобно быть великимъ человѣкомъ, говоритъ Сократъ, чтобы найти въ вещи такія свойства, которыя служили бы ей для ней самой; да и тогда еще осталось бы нерѣшеннымъ, это ли должно назвать разсудительностію.
Приведенный такими изслѣдованіями въ недоумѣніе, Критіасъ не можетъ сказать ничего дѣльнаго и только словами старается прикрыть свое безсиліе въ рѣшеніи Сократовой задачи. Посему Сократъ обращается къ другому вопросу: полезна ли разсудительность, какъ знаніе знанія и прочихъ знаній, даже самаго незнанія? Предположивъ, что это понятіе справедливо, онъ приписываетъ разсудительному знаніе того, что́ кто знаетъ и чего кто не знаетъ. Критіасъ, не давъ надлежащего вѣса словамъ: что знаетъ и чего не знаетъ, охотно соглашается на его заключеніе: обладающій знаніемъ, говоритъ онъ, разумѣется, знающь. Побуждаемый такимъ недоразумѣніемъ Критіаса, Сократъ объясняетъ свою мысль слѣдующимъ образомъ: знаніе, спрашиваетъ онъ, будучи
- ↑ Для объясненія этого умозаключенія, мы подвергаемъ такой же критикѣ нравственное начало самоусовершенія: perfice te ipsum. Кто стремится усовершить себя; тотъ долженъ быть уже совершенъ (болѣе себя); потому что видитъ свои недостатки и умѣетъ исправить ихъ. Съ другой стороны, кто стремится усовершить себя; тотъ очевидно не совершенъ (менѣе себя); ибо находитъ, что его качества ниже сознаваемой имъ мѣры совершенства.
себе и имела предметом только себя? Обращаясь к себе, она должна быть больше себя; потому что подлежит знанию, которое познает ее: с другой стороны, имея предметом знание, она конечно менее себя; ибо в таком случае знание подчинено ей[1]. Притом, если бы рассудительность, как знание знания, была возможна; то она видела бы себя под какими-нибудь частными чертами, значит, отличала бы себя от себя. Так например, если бы зрение видело само себя; то без сомнения имело бы свой цвет, как необходимое условие зрения: но это противоречит принятому положению, которое, не выходя из пределов логической формы, не приписывает рассудительности ничего реального. Между тем надобно быть великим человеком, говорит Сократ, чтобы найти в вещи такие свойства, которые служили бы ей для ней самой; да и тогда еще осталось бы нерешенным, это ли должно назвать рассудительностью.
Приведенный такими исследованиями в недоумение, Критиас не может сказать ничего дельного и только словами старается прикрыть свое бессилие в решении Сократовой задачи. Посему Сократ обращается к другому вопросу: полезна ли рассудительность, как знание знания и прочих знаний, даже самого незнания? Предположив, что это понятие справедливо, он приписывает рассудительному знание того, что́ кто знает и чего кто не знает. Критиас, не дав надлежащего веса словам: что знает и чего не знает, охотно соглашается на его заключение: обладающий знанием, говорит он, разумеется, знающь. Побуждаемый таким недоразумением Критиаса, Сократ объясняет свою мысль следующим образом: знание, спрашивает он, будучи
————————————
- ↑ Для объяснения этого умозаключения, мы подвергаем такой же критике нравственное начало самоусовершения: perfice te ipsum. Кто стремится усовершить себя; тот должен быть уже совершен (более себя); потому что видит свои недостатки и умеет исправить их. С другой стороны, кто стремится усовершить себя; тот очевидно не совершен (менее себя); ибо находит, что его качества ниже сознаваемой им меры совершенства.
