Евд. А ты-то что-же молчишь[1], Сократъ, тогда-какъ 363. Иппіасъ столь во многомъ себя показываетъ, и не берешься ни хвалить, вмѣстѣ съ другими, что-нибудь имъ сказанное, ни обличать, если иное, кажется тебѣ, нехорошо сказано? — особенно когда мы остались уже одни[2], и можемъ больше выдавать себя за людей, занимающихся философіею.
Сокр. И дѣйствительно есть, Евдикъ, о чемъ можно бы съ удовольствіемъ спросить Иппіаса касательно того, что теперь говорилъ онъ объ Омирѣ. Вѣдь я слышалъ и отъ B. твоего отца Апиманта, что Иліада, поэма Омира, превосходнѣе его Одиссеи, — настолько превосходнѣе, насколько Ахиллесъ лучше Одиссея; ибо изъ этихъ двухъ поэмъ одна написана на Одиссея, другая — на Ахиллеса. Такъ мнѣ пріятно было-бы, еслибы позволилъ Иппіасъ спросить его о томъ, что ему кажется относительно этихъ мужей: котораго почитаетъ онъ лучшимъ? — тѣмъ пріятнѣе, что онъ высказывалъ намъ, какъ C. иныя многоразличныя познанія, такъ и познанія о прочихъ поэтахъ, и объ Омирѣ.
Евд. Что-жъ? вѣдь Иппіасъ, если ты спросишь его, конечно не поскупится на отвѣты. Не правда-ли, Иппіасъ, что
- ↑ Платонъ начинаетъ свой разговоръ такимъ вопросомъ, что, прежде всего, заставляетъ читателя нарисовать въ своемъ воображеніи сценическую картину Иппіасовой аудиторіи, въ которой элейскій мудрецъ изумляетъ слушателей разнородностію своихъ познаній. Между его слушателями находится и Сократъ; но онъ погрузился въ размышленіе и, противъ своего обыкновенія, не принимаетъ участія въ бесѣдѣ. Вотъ минута, въ которую Евдикъ обращается къ нему съ своимъ вопросомъ; Σύ δὲ δη τί σιγᾶς, ὦ Σώκρατες. Поэтому частица δη, которой въ иныхъ спискахъ Платоновыхъ сочиненій нѣтъ, здѣсь почти необходима.
- ↑ Остались одни, въ подлинникѣ — ἀυτοὶ λελείμμεθα, — выраженіе, замѣчательное по употребленію слова ἀυτοὶ въ томъ смыслѣ, въ какомъ оно нерѣдко принимается въ нашемъ украинскомъ нарѣчіи: ми сами, то есть, одни.
Евд. А ты-то что же молчишь[1], Сократ, тогда-как 363. Иппиас столь во многом себя показывает, и не берешься ни хвалить, вместе с другими, что-нибудь им сказанное, ни обличать, если иное, кажется тебе, нехорошо сказано? — особенно когда мы остались уже одни[2], и можем больше выдавать себя за людей, занимающихся философиею.
Сокр. И действительно есть, Евдик, о чём можно бы с удовольствием спросить Иппиаса касательно того, что теперь говорил он об Омире. Ведь я слышал и от B. твоего отца Апиманта, что Илиада, поэма Омира, превосходнее его Одиссеи, — настолько превосходнее, насколько Ахиллес лучше Одиссея; ибо из этих двух поэм одна написана на Одиссея, другая — на Ахиллеса. Так мне приятно было бы, если бы позволил Иппиас спросить его о том, что ему кажется относительно этих мужей: которого почитает он лучшим? — тем приятнее, что он высказывал нам, как C. иные многоразличные познания, так и познания о прочих поэтах, и об Омире.
Евд. Что ж? ведь Иппиас, если ты спросишь его, конечно не поскупится на ответы. Не правда ли, Иппиас, что
————————————
- ↑ Платон начинает свой разговор таким вопросом, что, прежде всего, заставляет читателя нарисовать в своем воображении сценическую картину Иппиасовой аудитории, в которой элейский мудрец изумляет слушателей разнородностью своих познаний. Между его слушателями находится и Сократ; но он погрузился в размышление и, против своего обыкновения, не принимает участия в беседе. Вот минута, в которую Евдик обращается к нему со своим вопросом; Σύ δὲ δη τί σιγᾶς, ὦ Σώκρατες. Поэтому частица δη, которой в иных списках Платоновых сочинений нет, здесь почти необходима.
- ↑ Остались одни, в подлиннике — ἀυτοὶ λελείμμεθα, — выражение, замечательное по употреблению слова ἀυτοὶ в том смысле, в каком оно нередко принимается в нашем украинском наречии: ми сами, то есть, одни.
