о его обстоятельствахъ не нерадятъ боги. Вотъ и мои обстоятельства произошли не сами собою; для меня ясно, что теперь умереть и оставить здѣшнія заботы мнѣ гораздо лучше. Потому-то знаменіе ни разу и не отвратило меня; потому-то я и не слишкомъ досадую на своихъ осудителей и доносчиковъ, хотя они судили и доносили на меня не съ этой мыслію, а съ намѣреніемъ сдѣлать мнѣ зло, что достойно порицанія.
Вотъ о чемъ еще прошу ихъ. Граждане! отмстите E. моимъ сыновьямъ, когда они выростутъ, муча ихъ тѣмъ самымъ, чѣмъ я мучилъ васъ. Если откроется, что они болѣе заботятся о деньгахъ, или о чемъ другомъ, нежели о добродѣтели, либо будутъ думать, что нѣчто значутъ, ничего не знача; то укоряйте ихъ, какъ я укорялъ васъ, — зачѣмъ они не заботятся о томъ, о чемъ должно, и приписываютъ себѣ нѣкоторую цѣну, ничего не стоя. Если станете дѣлать это, 42. то и я самъ, и дѣти мои — получимъ отъ васъ должное.
Но время уже идти — мнѣ на смерть, вамъ на жизнь: а кто изъ насъ придетъ къ лучшему, — никому неизвѣстно, кромѣ Бога.
о его обстоятельствах не нерадят боги. Вот и мои обстоятельства произошли не сами собою; для меня ясно, что теперь умереть и оставить здешние заботы мне гораздо лучше. Потому-то знамение ни разу и не отвратило меня; потому-то я и не слишком досадую на своих осудителей и доносчиков, хотя они судили и доносили на меня не с этой мыслью, а с намерением сделать мне зло, что достойно порицания.
Вот о чём еще прошу их. Граждане! отмстите E. моим сыновьям, когда они вырастут, муча их тем самым, чем я мучил вас. Если откроется, что они более заботятся о деньгах, или о чём другом, нежели о добродетели, либо будут думать, что нечто значут, ничего не знача; то укоряйте их, как я укорял вас, — зачем они не заботятся о том, о чём должно, и приписывают себе некоторую цену, ничего не стоя. Если станете делать это, 42. то и я сам, и дети мои — получим от вас должное.
Но время уже идти — мне на смерть, вам на жизнь: а кто из нас придет к лучшему, — никому неизвестно, кроме Бога.
