всегда недоступна ни истинная свобода, ни истинная дружба. — Конечно. — Такъ не правильно ли будетъ называть такихъ людей невѣрными? — Какъ же не правильно? — А несправедливыми-то B. тѣмъ еще болѣе, если прежде касательно справедливости мы согласились правильно. — Конечно правильно, сказалъ онъ. — Итакъ, этого дурнаго человѣка, заключилъ я, опредѣлимъ вообще: онъ есть то самое на яву, что мы видѣли какбы во снѣ[1]. — Конечно. — Не тотъ ли бываетъ и единовластителемъ, кто имѣетъ природу, въ высшей степени тиранническую, и чѣмъ долѣе въ своей жизни тиранствуетъ онъ, тѣмъ болѣе такимъ дѣлается? — Необходимо, сказалъ, прервавши рѣчь, Главконъ. —
Но не явится ли тотъ и самымъ жалкимъ человѣкомъ, C. спросилъ я, кто является человѣкомъ самымъ дурнымъ? И тотъ не останется ли особенно и на должайшее время по-истинѣ такимъ, кто особенно и должайшее время тиранствуетъ? Вѣдь многимъ многое и нравится[2]. — Это необходимо бываетъ такъ, сказалъ онъ. — Притомъ, не правда ли, спросилъ я, что тираннически-то человѣкъ образовался по подобію тиранническаго города, равно какъ димократически — по подобію димократическаго, и другіе такимъ же образомъ? — Какже. — Поэтому, вразсужденіи добродѣтели и счастія, не такъ ли человѣкъ относится къ человѣку, какъ городъ къ городу? — Какъ D. же иначе? — Слѣдовательно, что же теперь? каково должно
- ↑ Ὄναρ и ὕπαρ у Грековъ въ соединеніи имѣли силу пословицы: οὔτε ὄναρ οὔτε ὕπαρ, ни во снѣ, ни на яву, то-есть никогда. Но въ настоящемъ мѣстѣ эти слова берутся раздѣльно, какъ понятія противуположныя, и подъ словомъ ὄναρ разумѣется представленіе предмета, или отвлеченное размышленіе о немъ, а словомъ ὕπαρ выражается та мысль, что предметъ, о которомъ мы только размышляли или мечтали, теперь осуществился. См. Wittenbach. ad Plutarch. De superstit. p. 166 A.
- ↑ Τοῖς δὲ πολλοῖς πολλὰ καὶ δοκεῖ. Смыслъ этого выраженія довольно неопредѣлененъ. Схоліастъ опредѣляетъ его такъ: ἀντὶ τοῦ ψευδῆ· τὸ γὰρ ψεῦδος πολυχουν, ἀπλοὺς δ᾽ ὁ μῦθος τῆς ἄληθείας ἔφυ. Eurip. Phœniss. v. 479. То-есть, ложь всегда говорлива, а слову истины свойственна простота. Въ настоящемъ случаѣ Сократъ имѣетъ въ виду ту мысль, что человѣкъ тиранническій, породившій множество пожеланій, требуетъ и множество средствъ, и много времени, чтобы питать ихъ.
всегда недоступна ни истинная свобода, ни истинная дружба. — Конечно. — Так не правильно ли будет называть таких людей неверными? — Как же не правильно? — А несправедливыми-то B. тем еще более, если прежде касательно справедливости мы согласились правильно. — Конечно правильно, сказал он. — Итак, этого дурного человека, заключил я, определим вообще: он есть то самое наяву, что мы видели как бы во сне[1]. — Конечно. — Не тот ли бывает и единовластителем, кто имеет природу, в высшей степени тираническую, и чем долее в своей жизни тиранствует он, тем более таким делается? — Необходимо, сказал, прервавши речь, Главкон. —
Но не явится ли тот и самым жалким человеком, C. спросил я, кто является человеком самым дурным? И тот не останется ли особенно и на должайшее время поистине таким, кто особенно и должайшее время тиранствует? Ведь многим многое и нравится[2]. — Это необходимо бывает так, сказал он. — Притом, не правда ли, спросил я, что тиранически-то человек образовался по подобию тиранического города, равно как димократически — по подобию димократического, и другие таким же образом? — Какже. — Поэтому, вразсуждении добродетели и счастья, не так ли человек относится к человеку, как город к городу? — Как D. же иначе? — Следовательно, что же теперь? каково должно
————————————
- ↑ Ὄναρ и ὕπαρ у Греков в соединении имели силу пословицы: οὔτε ὄναρ οὔτε ὕπαρ, ни во сне, ни наяву, то есть никогда. Но в настоящем месте эти слова берутся раздельно, как понятия противоположные, и под словом ὄναρ разумеется представление предмета, или отвлеченное размышление о нём, а словом ὕπαρ выражается та мысль, что предмет, о котором мы только размышляли или мечтали, теперь осуществился. См. Wittenbach. ad Plutarch. De superstit. p. 166 A.
- ↑ Τοῖς δὲ πολλοῖς πολλὰ καὶ δοκεῖ. Смысл этого выражения довольно неопределенен. Схолиаст определяет его так: ἀντὶ τοῦ ψευδῆ· τὸ γὰρ ψεῦδος πολυχουν, ἀπλοὺς δ᾽ ὁ μῦθος τῆς ἄληθείας ἔφυ. Eurip. Phœniss. v. 479. То есть, ложь всегда говорлива, а слову истины свойственна простота. В настоящем случае Сократ имеет в виду ту мысль, что человек тиранический, породивший множество пожеланий, требует и множество средств, и много времени, чтобы питать их.
