Сокр. И то, что то̀ и другое изъ нихъ есть особое въ B. разсужденіи того и другаго, а въ разсужденіи себя тожественное?
Теэт. Какъ же.
Сокр. И что оба — два, а которое либо — одно?
Теэт. И это.
Сокр. Не въ состояніи ли ты равнымъ образомъ изслѣдовать, сходны они между собою, или не сходны?
Теэт. Можетъ быть.
Сокр. Но чрезъ что̀ все это мыслишь ты о нихъ? Вѣдь общаго имъ нельзя схватить ни слухомъ, ни зрѣніемъ. Да и вотъ еще доказательство того, о чемъ говоримъ: если бы можно было разсмотрѣть два предмета, солоны ли оба они или нѣтъ, ты, знаю, скажешь, чѣмъ будешь разсматривать, и откроется, что это не есть ни зрѣніе, ни слухъ, а что-то C. иное.
Теэт. Какъ не иное? это-то способность языка.
Сокр. Хорошо; а способность чего̀ открываетъ тебѣ въ этомъ и во всемъ общее, чѣмъ ты называешь бытіе и небытіе, и про что теперь же мы спрашивали относительно тѣхъ предметовъ? Всему этому какія припишешь ты орудія, посредствомъ которыхъ чувствуетъ что бы то ни было наше чувствующее?
Теэт. Ты разумѣешь бытіе и небытіе, подобіе и неподобіе, то же и особое, — также одно и иное относительно ихъ число; явно, что спрашиваешь также о четѣ и нечетѣ, и D. о прочемъ, что за этимъ слѣдуетъ, — чрезъ какое, то есть, орудіе тѣла мы чувствуемъ это душою?
Сокр. Ты весьма хорошо идешь за мною, Теэтетъ: это самое и есть, о чемъ я спрашиваю.
Теэт. Но, — клянусь Зевсомъ, Сократъ, — я не могу ничего сказать: мнѣ только кажется, что для этихъ предметовъ рѣшительно нѣтъ такого особаго орудія, какія были для тѣхъ; душа здѣсь, по видимому, сама собою разсматриваетъ общее E. относительно всего.
Сокр. Ты прекрасенъ, Теэтетъ, а не то, что безобразенъ,
Сокр. И то, что то̀ и другое из них есть особое в B. рассуждении того и другого, а в рассуждении себя тожественное?
Теэт. Как же.
Сокр. И что оба — два, а которое-либо — одно?
Теэт. И это.
Сокр. Не в состоянии ли ты равным образом исследовать, сходны они между собою, или не сходны?
Теэт. Может быть.
Сокр. Но чрез что̀ всё это мыслишь ты о них? Ведь общего им нельзя схватить ни слухом, ни зрением. Да и вот еще доказательство того, о чём говорим: если бы можно было рассмотреть два предмета, солоны ли оба они или нет, ты, знаю, скажешь, чем будешь рассматривать, и откроется, что это не есть ни зрение, ни слух, а что-то C. иное.
Теэт. Как не иное? это-то способность языка.
Сокр. Хорошо; а способность чего̀ открывает тебе в этом и во всём общее, чем ты называешь бытие и небытие, и про что теперь же мы спрашивали относительно тех предметов? Всему этому какие припишешь ты орудия, посредством которых чувствует что бы то ни было наше чувствующее?
Теэт. Ты разумеешь бытие и небытие, подобие и неподобие, то же и особое, — также одно и иное относительно их число; явно, что спрашиваешь также о чете и нечете, и D. о прочем, что за этим следует, — чрез какое, то есть, орудие тела мы чувствуем это душою?
Сокр. Ты весьма хорошо идешь за мною, Теэтет: это самое и есть, о чём я спрашиваю.
Теэт. Но, — клянусь Зевсом, Сократ, — я не могу ничего сказать: мне только кажется, что для этих предметов решительно нет такого особого орудия, какие были для тех; душа здесь, по-видимому, сама собою рассматривает общее E. относительно всего.
Сокр. Ты прекрасен, Теэтет, а не то, что безобразен,
